за которым на верху выступа прогремел мощный взрыв: мимо меня пронесся реактивный снаряд. Я воспользовался взрывом, чтобы подняться еще на несколько метров по склону, в эти мгновения нужно двигаться быстро и уметь действовать не раздумывая. Я рухнул за громадными камнями — идеальным укрытием и, что еще важнее, с идеальным углом обстрела. Базука пальнула мимо, лишь раскрошив щебенку. Навести точнее они не могли, но получился хороший обманный маневр, и я предположил, что наши тоже воспользовались им, чтобы продвинуться вперед. Время от времени с другой стороны бил пулемет. Единственным способом пройти через заслон было подняться выше и напасть сверху или даже ударить с тыла, и, наверное, наш арьергард уже начал подниматься, но я-то не мог. Тем не менее, возбуждаясь во время боя, я испытывал неуемное желание двигаться. Мне не было страшно, но во рту я чувствовал странный вкус меди и пыли. Было жарко, мучила жажда. Я с нетерпением ждал, пока кто-нибудь отважится переползти через этот чертов выступ: я с удовольствием пригвоздил бы его тремя пулями в спину. Но, похоже, особого желания передвигаться они не испытывали. Я услышал очереди выше по склону, — судя по всему, ребятам удалось обойти.
Я пролежал в укрытии добрых полчаса, короче долго. Время от времени рядом рикошетили выстрелы, пули свистели над головой, они предназначались товарищам сзади. Я старался не выпускать из виду скалу, но глаза болели от пыли и солнца. Мое терпение вознаградилось: два парня в гражданской одежде попытались проползти мимо. Одному я прицелился повыше бедра — в яблочко! — другому — в грудь — тоже в яблочко. Первого я просто хотел подстрелить, чтобы посмотреть, рискнет ли кто-нибудь прийти ему на помощь. Второй умер сразу, а первый корчился, истекая кровью, черное пятно расползалось на белом известняке. Он поджал под себя ногу, пытаясь остановить кровотечение. Он что-то кричал, но неразборчиво. На меня обрушился настоящий ливень пуль, но угол обстрела был неудачным; чтобы исправить его, им надо было подняться. Один человек пополз к раненому — точно как я рассчитывал. Я дождался, пока он его возьмет и потащит назад, тогда я с кайфом выдержал паузу и пришил его пулей в висок. Некоторое время раненый лежал неподвижно, и никто не шел ему на помощь. Выше по склону разгорелся бой, видимо, ребятам удалось накрыть их сверху. Если им придется отступать, я предположил, что они должны были пройти через меня, и точно, на границе угла обстрела я заметил быстрые тени, согнувшиеся пополам, — я дал очередь, почти не глядя. Их окружили, и чтобы вырваться, им надо было спуститься с другой стороны, но тогда они попадали под огонь наших с нижней обочины дороги. В конце концов они сами оказались в ловушке. Еще один РПГ бабахнул наверху выступа, за ним еще один, и я смекнул, что это сигнал к атаке. Долина превратилась в обширное поле боя, на холме с края мыса палили со всех сторон; я встал и с криком побежал вперед, непонятно почему испытывая какую-то ярость и страсть, с винтовкой наперевес, словно со штыком. Стреляя на бегу, товарищи поднимались отовсюду на штурм скалы, будто речь шла о крепости. Под свистящими, отскакивавшими почти прямо под ногами пулями я вышел на склон, растянулся плашмя над выступом и увидел двух парней, они сбегали с другой стороны; пытаясь ретироваться; я выстрелил и промахнулся, не знаю, как так получилось, но в итоге они упали, изрешеченные шквальным огнем. Я осторожно вскарабкался на скалу, пробравшись через трупы тех, кого я убил. Снова лег. Передо мной виднелись дорога, склон и деревня, прилепившаяся к горе в трехстах метрах. Слышался пулемет, стоящий на крыше ближайшего дома, который косил всех без разбора, даже своих. Я немного успокоился, огляделся. Вся наша группа разбрелась по косогору напротив деревни. Я вытащил из рюкзака бинокль, снял чехол и быстро взял его в руки; и без точных замеров ясно — стрельбу надо вести с трехсот метров. Я посмотрел, пулемет стоял на крыше, спрятанный за мешками с песком. Пулеметчиков видно не было, лишь крохотная щель, как бойница; я тщательно прицелился, но под таким углом маловероятно, что пуля пробьет мешки с песком. Я дал три залпа, пулемет на мгновение стих и застрекотал с новой силой — одного из наших, пытавшихся пересечь дорогу, в буквальном смысле перерезало пополам на уровне пояса.
Внезапно я почувствовал невероятную усталость, как будто, поднявшись на выступ, я растерял всю энергию. Глянул на часы — семь. Мы сражались вот уже три часа, а мне показалось — не больше двадцати минут. Через два часа стемнеет. Ребята постепенно переходили дорогу и входили в деревню, от дома к дому, слышались разрывы гранат и автоматные очереди. Я следил, чтобы никто не улизнул; как только кто-нибудь пытался пройти через крайний дом или показывался на крыше, он попадал ко мне в руки. Постепенно наши дошли до противоположной стороны, и я спустился со скалы. Окончательно стемнело, и мы заняли деревню. Усталость прошла, меня переполняла победная энергия. Мы собрались вместе, чтобы укрепиться. Как по волшебству, снова появился лейтенант: его ранили в щиколотку, он не мог идти, его несли двое. Он нас поздравил, попробовал по рации предупредить штаб, что район зачищен, но связь в горах не проходила. Он послал двоих в первом подвернувшемся джипе за дальнейшими распоряжениями на дно долины; если обстановка не изменилась, то ночью по разбитой дороге придется ехать минимум часа два, чтобы добраться до ближайшего поста. Как бы то ни было, тех из нас, кто был способен ходить, оставалось не больше двадцати, и самое большее, на что мы годились, — это ждать на месте, когда нас сменят. Я и еще пять парней вызвались прочесать деревню дом за домом в поисках оружия и боеприпасов. Вдобавок надо было вытащить валяющиеся повсюду трупы и сложить их вместе, чтобы не гнили где попало. Мы нашли в разных местах кучу оружия всяких калибров, боеприпасы и даже небольшую гаубицу. Прикончили пяток раненых и вынесли около двадцати трупов, в том числе женщин и детей. Если прибавить к ним тех, кто сидел на выступе, всего нас сдерживали пятнадцать человек в течение пяти часов. Мы потеряли пятерых, еще столько же тяжелораненых надо было эвакуировать до ночи, иначе они не выжили бы. Мы обшарили всю деревню, но не нашли ни диспансера, ни подобия медпункта, а у нас были только остатки перевязочного материала. Одна надежда, что нас быстро сменят. Мы приготовились
