Книга Кровная добыча - Ирина Глебова

На улицах города цвели липы. Тонкий медвяный аромат казался настолько густым, что немного кружилась голова. Викентий Павлович очень любил этот запах и это время лета. И всегда восхищался: Харьков такой большой город, столько в нем заводов, фабрик и мастерских, каменные мостовые, каменные дома, трамвай ходит, уже и машин довольно много попадается, а вот поди ж ты – такой зеленый, такой благоухающий! В Университетском саду, на аллеях, можно встретить и крымскую сосну, и рябину, и причудливую японскую софору, и еще много всего. Но самые любимые деревья харьковских улиц все же дубы, березы, каштаны и, конечно, липы.

Викентий Павлович направлялся в здание Дворянского собрания на Николаевскую площадь. Когда несколько дней назад ему офицер штаба передавал приглашение, предложил прислать автомобиль. Но Петрусенко отказался:

– Тут ходьбы-то прогулочным шагом полчаса.

По такой прекрасной погоде, по родным, залитым солнцем улицам отчего же не прогуляться. Тем более что совсем недавно предпочитал, как и вся его семья, не выходить лишний раз на улицу: то режим красного террора, то вообще военные действия… По своей Епархиальной Викентий Павлович вышел на небольшую площадь к Мироносицкой церкви. Усмехнулся: впереди виднелось готическое здание католического костела. Что ж, соседство православных храмов и католического костела отвечало спокойному и доброжелательному характеру города… Петрусенко любил Харьков. Он прекрасно знал его нутро, криминальную глубинку, но, как ни странно, эти знания давали ему ощущения истинной красоты и многогранности родного города.

Короткая улица Гоголя выходила к Театральной площади. Викентий Павлович мысленно по старой привычке называл улицу Кокошкинской. Был такой губернатор в городе в середине минувшего века – Сергей Александрович Кокошкин: красавец лейб-гвардеец, участник Бородинской битвы и, между прочим, коллега, поскольку одно время служил обер-полицмейстером Санкт-Петербурга. В Харькове десять лет губернаторствовал, очень много сделал: осушал вокруг болота, строил дороги и мосты и, да, сажал деревья. Наверняка среди тех, которые сейчас делают улицы такими красивыми и зелеными, есть и его посадки. Сам ежедневно объезжал город, все строительные объекты. Суров был: никому спуску не давал, особенно контролировал полицию. А погиб уже в Петербурге: сенатором был, а все ездил по стройкам, контролировал. Вот на одной, на высоте, и оступился… Жаль, что улицу переименовали: ушло название – постепенно стирается и память о губернаторе. К столетнему юбилею писателя поставили памятник ему на Театральной площади, а улица как раз к памятнику и выходит, вот и переименовали.

Викентий Павлович и вышел к этой площади, пошел по тенистому скверу, протянувшемуся от памятника Пушкину к памятнику Гоголю. В сквере, огороженном красивой кованой решеткой на каменных столбах, было многолюдно. Сидели на лавочках, прогуливались, стояли, разговаривая, группы офицеров, барышень, молодых штатских людей. Столики открытого кафе также были все заняты. Воздух наполнен веселым гомоном, голосами, смехом. И тем же пьянящим липовым ароматом. Прекрасное состояние непрекращающегося праздника! Что ж, это можно понять. Для многих харьковчан добровольцы стали освободителями, это произошло совсем недавно, победа еще будоражила умы. Викентий Павлович и сам радовался, глядя на праздничный город. Но постоянно помнил и о другом: идет война, и фронт ее – совсем недалеко от города.

На выходе из сквера уже открывался вид на Николаевскую площадь и величественное здание Дворянского собрания. Генерал Май-Маевский, командующий Добровольческой армией и главноначальствующий в Харьковской области, радушно поднялся навстречу Петрусенко из-за письменного стола. И пригласил его за другой стол, который адъютант быстро сервировал – коньяк, легкая закуска. Поговорили о том, что скоро прибудет генерал Кутепов, который займется организацией мобилизации в области.

– Нужно существенно пополнить наши ряды, – откровенно рассказывал Май-Маевский. – Призывать будем, конечно, офицеров всех рангов, юнкеров, прапорщиков, вольноопределяющихся. Но придется и штатских обязывать. Уже есть распоряжение насчет учителей, мастеровых, крестьян. Будем брать и пленных красноармейцев, и тех офицеров, которые служили в Красной армии, но не вступали в их партию коммунистов. Пусть искупят свою вину перед Родиной. Надеюсь, многие пойдут к нам по своей воле, станут, так сказать, настоящими добровольцами.

Лицо генерала осветила мягкая улыбка. Он выпил уже третью рюмку коньяка. Викентий Павлович выпил лишь одну, а вторую растягивал, чуть пригубляя. У Май-Маевского раскраснелись полные щеки, он, протирая очки, продолжал говорить с энтузиазмом:

– Мы уже оборудовали пункты записи в армию. Набираем в Дроздовскую дивизию, в Корниловский ударный полк, в Марковские части. И люди идут!

Наконец он заговорил о деле:

– Вас, уважаемый Викентий Павлович, я хочу просить помочь мне в формировании других частей – полицейских. Вряд ли кто-то лучше вас справится! Мы решили, пока не закончатся военные действия, эта служба будет называться «Государственная стража». Два подраздела: военный и гражданский. Военный будет в ведомстве военного и морского управлений. А вот гражданский, в который войдут уголовно-разыскное управление, криминальные и экспертные отделы, – буду очень обязан, если вы, дорогой Викентий Павлович, согласитесь возглавить. Кому, как не вам, ведомы все тонкости разыскного дела! Я могу считать, что получил ваше согласие?

Конечно, Петрусенко согласился. Он шел на эту встречу, представляя, о чем пойдет речь, и не ошибся. Наливая вновь себе коньяку и подливая собеседнику, генерал спросил:

– Я слышал, что ваш близкий родственник, молодой человек, был среди наших подпольщиков? И вел бой в отряде сопротивления, помогая моим бойцам взять город? Это так?

– Да, Владимир Зенонович, верно, – кивнул Петрусенко. – Это мой усыновленный племянник. Был ранен, но не сильно, поправляется.

– Как его имя? – спросил генерал. – Третьего дня у меня будет встреча с этими патриотами. Хотелось бы знать.

– Его зовут Дмитрий Кандауров.

– Я запомню. А вас, Викентий Павлович, приглашаю недели через две на торжественный банкет: прибудет английская миссия наших союзников, будем их чествовать в ресторане «Гранд-отеля». Накануне пришлю вам приглашение.

– Благодарю, – поднялся, прощаясь, Петрусенко. – Непременно и с радостью.

Генерал тоже поднялся, пожимая руку, широко улыбнулся:

– Но это когда еще будет! А сегодня вечером, в девять часов, жду вас с супругой там же, в «Гранд-отеле», на небольшое торжество частного порядка. Пришлю за вами автомобиль.