– Да мне все равно, – угрюмо буркнул Август, уткнув тяжелый взгляд в пол.
– Это плохо. Лучше обвини, не держи в себе. Будет лишь хуже. Разберись с этим сейчас и живи дальше. Поверь старику.
Последние слова вызвали моментальную реакцию – он резко повернул голову и врезался злыми глазами в невольного провокатора. Наклоняясь вперед, Август говорил твердо и грубо:
– Твоя семья не хочет тебя видеть и знать, и ты еще смеешь меня учить чему‑то? Все, что мне нужно, я узнал и увидел. Главный урок – не быть тобой. Моя дочь чуть не погибла! Виноват в этом только я! – Август был в ярости, но держал себя в руках. Холд же выдавал непробиваемость во всем, будто бы и не человек он вовсе. – То, что она пережила, – это не пройдет просто так. Услышь и запомни: я ничего не хочу иметь с тобой общего, как и с этим местом. Твой сын был прав, я брал плохой пример и сам стал не лучше. Мы улетим отсюда, как только Нора проснется, хочешь ты этого или нет.
Августа почти трясло, он вот‑вот и достигнет критического порога, а желание что‑то сломать почти победило здравомыслие. Отчасти он даже хотел ответной реакции Холда, криков, ярости, а то и драки – хоть чего‑то, чтобы не оставаться наедине с кошмарными выводами. Но лицо Холда было нетронутым, понять его истинное мнение о вышесказанном сгоряча было попросту невозможно.
В этот момент непринужденно вошли Лилит и Нил. Совершенно не уловив улик разгоряченной битвы поколений, Лилит принялась готовить себе кофе, а Нил сел напротив Холда, положил планшет на стол и, откинув голову, потирал лицо ладонями. Изможденный вид Лилит и Нила странными оттенками выделял их на фоне остальных.
– Что у вас тут? – спросил наконец‑то Нил, осмотрев обоих, но ответа так и не получил. Лилит к этому моменту уже села с горячей кружкой за стол, рядом с мужем. Между ними чувствовалась как пропасть, так и некое принятие этой самой пропасти в виде отсутствия ранее ощутимого за километр напряжения. Лилит грела руки о дымящуюся кружку, делая коротки глотки, прислонившись к Нилу, который, в свою очередь, положил правую руку через ее голову на плечо и потер его с заботой. Остальные впервые увидели между ними такую близость и понимание.
– Какие… Какие сведения добыли? – Холд заговорил с запинкой, его абстрагирование от конфликта с Августом все же имело шероховатость.
– Твой человек должен скоро проснуться, спросим, что и как вышло. – Нил говорил уверенно, со стороны любой поверил бы в его лидерство над этой группой. – А по поводу нашего неизвестного – здесь я встретил сюрпризы.
Нил взглянул на заинтригованного Августа, потом на немного отрешенного Холда. Лилит казалась единственной, чье любопытство имело хоть какое‑то доброе намерение.
– Наш объект – мужчина. Когда‑то на нем провели некоторые манипуляции, чтобы он мог пережить долгое погружение в криокамеру. Оказалось, что у него искусственное сердце, контроль над которым, так же как и над некоторыми другими органами, производили те компьютеры, которые мы нашли. То же самое с головой: шлем был закреплен к черепу, а там куча отверстий до самого мозга, как и прямое подключение к глазам и ушам. Причем кто‑то очень позаботился о мышцах, подавая на них через игры ток, чтобы они окончательно не атрофировались. Накладки для подключения к штырям в ногах лежат в крикамере. А еще о его органах питания и всех выделениях не забыли. Я заметил контейнеры со стимуляторами, питательными составами и отводами для мочи и кала. По сути, как‑то мне мало верится, что подключение было с четким осознанием долгосрочности этой… затеи.
Нил тяжело выдохнул. Звучащее со всей своей доказательной базой все равно считалось чем‑то вымышленным, инородным.
– Каждое движение давалось ему с немыслимыми, неописуемыми мучениями. Как и все оставшиеся функции организма. Не думаю, что он вообще понимал, что происходит и что он делает. Реагировал на раздражители так, как умел. А кроме раздражителей ничего он и не чувствовал.
– Кто вообще мог сделать такое с человеком? – Август искренне не понимал, как относится к этому.
– Тот, кто любил.
Звучало это как гром среди ясного неба. Лилит смотрела на Августа, будто бы упрекая, ловя на лицемерии. Тот не понял этого, как и никто не понял, с чего она выдала такой ответ. Пауза выдержалась достаточно, и, взяв планшет, Лилит быстро пробежалась глазами по результатам анализа древней системы, откинула его обратно на стол и начала настоящий рассказ.
– Я все не могла понять, откуда мне знакома та операционная система – древняя и примитивная, оттого и непонятная. Ясно было, что те компьютеры настроены на поддержку работы органов жизнедеятельности в течение очень долгого времени. Обычные криокамеры не рассчитаны на сотню лет постоянной работы. А тут не только позаботились о неиссякаемом источнике энергии, подсосавшись к мельницам и солнечным батареям, но и об эмоциональном состоянии. Точнее, я так думала изначально. Раз уж позаботились о теле, чтобы оно не деградировало с десятилетиями, то про мозг забывать нельзя. Конечно, если до него есть дело. А оно было, еще как было. Сначала я думала, что просто сделали стимуляцию долей мозга для поддержки нужных эмоций во время спячки. Не пустить же на самотек сны и импульсы – все под карандаш, иначе никак. Более того, подобное в мире уже присутствовало, только неофициально и с очень плохой репутацией на страницах мировой истории. Многие пытались подпольно создать свои версии – кому‑то удавалось, кто‑то, наоборот, лишь утверждался в глупости идеи и страха создания цифрового наркотика. Программисты и барыги – все же разные ягоды. Так вот, штуку эту кое‑кто кое‑где все же умело использовал для лечения эмоциональных и ментальных проблем. Но это оказался не наш вариант. Точнее, почти не наш. Тут загнули туда, где даже я во времена глупой молодости боялась ступать, хотя и ступать‑то некуда было: скорее байка, нежели артефакт. Наш дружище был в своем некоем виртуальном мире. – Лилит дала всем время осмыслить это. Говорила она уверенно и даже немного наслаждаясь этими знаниями, закидывая закладки на будущее, как изобретатель, подмечающий в блокноте чужие идеи. – Суть дела в том, что эта система не просто делает приятное: она создает определенный и заранее сконструированный мир в голове нашего друга. Он там живет, говорит, ест, пьет, делает то же, что и в обычной жизни. Те, кто это сделали, – гениальнейшие люди. Таких установок по миру меньше, чем пальцев на руке, причем неофициально.
– Он понимал, где находится и что происходит? – спросил Нил.
– Если да, то лишь в начале. Я просмотрела журнал событий: последний раз он проснулся пятьдесят лет назад. Я думаю, с годами он настолько потерял связь с реальностью, насколько стал путать одно с другим. Время‑то ощущается иначе.
– Вот из‑за чего он вел себя как животное, – заканчивал мысль Нил. – Для него это стало реальным и единственным, а здесь – кошмар наяву, где он забыл, как существовать.
– Он проснулся из‑за нас. Когда Холд стал копаться в системе энергоснабжения «Фелисетта», то сбил подачу энергии к его капсуле. А дальше резерв оказался пуст, аварийное отключение – и здравствуй, страшнейший кошмар. Я думаю, он даже позабыл о том, кто он и как здесь оказался, не говоря уже про свое заточение. Там он и потерял такое понятие, как материальность, а тут…
