повредить. Слишком тонкий это инструмент.
— Мне все ясно, — захлопнув папку, произнес я, поднимая взгляд на куратора Царской Службы Безопасности. — Можем приступать, если не возражаете, Емельян Сергеевич, у меня сегодня еще много дел, не хотелось бы затягивать.
Невский усмехнулся, но кивнул и поднялся на ноги. Залпом допив кофе, великий князь поманил меня за собой. Снова потянулись унылые коридоры кремлевских казематов. Я обратил внимание, что на этот раз мы добирались до другого крыла.
Наш путь окончился у очередного поворота, за которым открывался вид на длинный коридор. В стенах по обе стороны через равные промежутки размещались двери с номерами.
Здесь охрана была серьезнее. Вместо привычного дежурного — сразу трое гвардейцев. И еще в обоих концах отдыхают по трое бойцов.
— Нам сюда, — позвал меня Емельян Сергеевич, сворачивая направо.
Он прошел несколько дверей, прежде чем остановиться у створки с номером 214. По знаку куратора гвардеец начал стандартную процедуру подготовки заключенного к открытию двери.
— Прошу, — толкнув дверь, кивнул дежурный, сразу же взявшись за винтовку.
Емельян Сергеевич вошел первым, я за ним.
В камере стоял к нам спиной невысокий темноволосый мужчина. В отличие от Курта, этот пленник даже не пытался изображать стойкость.
— Можешь повернуться, — разрешил куратор ЦСБ, и тот повиновался.
Типичное лицо, ни единого следа побоев. На вид жертве около тридцати лет. Однако выражение обреченности его старило.
— Петров Сергей Васильевич, слуга московского боярского рода Кирилловых, — озвучил Невский. — Взят с поличным на передаче сведений от лица, которое не имеет права на общение с миром. Все так, Сергей Васильевич?
Петров повесил голову.
— Все так, великий князь, — ответил он едва слышно.
— Перед тобой, Дмитрий Алексеевич, следующая задача, — не обращая больше внимания на заключенного, заговорил Невский. — Выяснишь все, что он знает, после чего мы будем решать судьбу этого человека. Но ты, Петров, не надейся на помилование, — предупредил Емельян Сергеевич, вновь оборачиваясь к пленнику. — Из числа слуг боярского рода Кирилловых ты уволен, а преступление твое попадет в личное дело. Так что на воле тебе больше делать нечего. Молись, чтобы государь решил не казнить тебя сразу.
Мужчина печально вздохнул.
— Приступай, Дмитрий Алексеевич, — махнул рукой Невский. — Я буду рядом и прослежу.
Кивнув, я прикрыл глаза на мгновение, а потом поднял веки и посмотрел на Петрова. Сергей Васильевич на секунду встретился со мной взглядом, а в следующий миг его лицо утратило осмысленное выражение.
— Готово, — отчитался я, держа сознание заключенного под полным контролем. — Можем задавать вопросы.
Емельян Сергеевич хмыкнул, после чего начал диктовать мне, что спрашивать.
Петров Сергей Васильевич, оказывается, работал на Меньшиковых, среди людей Светланы Николаевны. Еще до того, как она стала монахиней Иоанно-Предтеченского монастыря, слуга легко брался за любые сомнительные делишки — платила она слишком щедро, чтобы отказываться.
И когда Меньшикову отправили замаливать грехи, связь с верным слугой не разорвалась. Не прошло и года, как Светлана Николаевна прислала Сергею Васильевичу денег и новое задание. К тому моменту мужчина уже устроился к Кирилловым и успел заработать репутацию исполнительного человека.
За годы такой подработки на игуменью Авдотью, Петров передал больше двухсот посланий, в которые разумно не заглядывал. Все адреса и даты легли в журнал, который скрупулезно вел слушающий нас Емельян Сергеевич. Сам же Сергей Васильевич заработал своими действиями на неплохую квартиру в Новой Москве, где проживала его молодая и красивая жена.
Так как слуга не был благородным человеком, а лишь прислуживал аристократам, допуска к каким-либо секретам Кирилловых у него не имелось. Однако, общаясь с другими слугами, на которых обычно никто внимания не обращает, Сергей Васильевич легко завербовал себе в помощники еще несколько человек.
Собственно, они теперь дожидались своей очереди в соседних камерах.
— Заканчивай, княжич, — негромко велел Емельян Сергеевич. — А то еще с ума сойдет, нам такое не надо.
Но я прекрасно контролировал процесс и не делал больше силовых воздействий, чем было необходимо. Что там говорить, я мог бы продержать Петрова в таком положении несколько часов, а после еще и вывести его из этого состояния, не причиняя никакого вреда организму и сознанию жертвы.
Однако говорить об этом куратору ЦСБ я, разумеется, не стал. Невского это мое маленькое открытие совершенно не касалось. А вот для меня самого создавало пространство для маневра — ведь после моего допроса жертву можно бесконечно подвергать этой технике. Если, конечно, это буду делать я.
— Готово, — кивнул я, напоследок усилием воли заставив Петрова застонать и рухнуть на пол.
Да, он придет в себя через сутки, переждав в беспамятстве головную боль. Но ведь со стороны мой допрос тоже должен выглядеть самым обыкновенным.
Великий князь Московский критически осмотрел заключенного, после чего махнул мне рукой на выход. Гвардеец отпер нам, и Емельян Сергеевич приказал ему:
— Петрова под медицинское наблюдение, — распорядился он. — Проследить, чтобы он дожил до конца недели и не успел сдохнуть раньше, чем состоится суд.
Боец кивнул, отдавая приказ по рации, а мы прошли в ближайшую комнату отдыха гвардии. Емельян Сергеевич сохранял молчание, пока мы не устроились на свободном диванчике с чашками кофе в руках.
Положив свой планшет на колени, великий князь Московский обернулся ко мне.
— Как ощущения, Дмитрий Алексеевич? — спросил он. — Хватит сил, чтобы всех допросить, или перерыв возьмешь?
Сделав несколько глотков, я повернулся к нему.
— Если Петров прав, и никто из них не заглядывал в записки Авдотьи, смысла допрашивать их уже нет. Но если надо, я быстро восстанавливаюсь.
Емельян Сергеевич хмыкнул.
— Ты еще слишком молод, Дмитрий Алексеевич, чтобы трезво оценивать, когда можно бросать дело на середине пути. Мы доведем следствие до конца, и сделаем все как положено по закону. Все были задействованы Авдотьей? Значит, все будут допрошены. От тебя лично зависит только будешь ли ты сам это делать, оттачивая технику, или мне придется вмешаться.
Я не стал с ним спорить. Пусть и говорил Емельян Сергеевич покровительственным тоном, глядя на меня сверху вниз, как умудренный старец на младенца. Но так и должно быть. Ведь я в его глазах сопляк, и переубеждать мне куратора опричников не имеет смысла.
— Допьем кофе, и я готов, — ответил я.
— Отлично, значит, продолжаем, — кивнул Емельян Сергеевич, уже перечитывая результаты допроса.
А пока я потягивал напиток, мои мысли уже были на
