мы сейчас не починим, — ворчливо напомнил Робб.
— Перестань. Ты же понимаешь, что я это для красивого слова сказала. Ну давайте, пожалуйста, просто немного уберемся. Ради меня.
Ольф пошёл первым, и Робб подумал, что этот кот-переросток по какой-то причине готов идти за Виарой на плаху, что уж говорить о банальной уборке. Он покачал головой, удивляясь отчасти собственной поддатливости, но больше всего — удовольствию, которое вдруг появилось при мысли о том, что они все вместе будут приводить в порядок своё жильё. Они отмоют его от грязи, что оставили эти свиньи, починят стулья, замажут глиной ставни, а Виара подправит рисунок на обратной стороне. Сделают всё вместе.
— Ольф, это всего лишь опрокинутый стол, чего ты кряхтишь над ним? — проворчал Робб. — Давай сюда, сам сделаю.
За окном стояла глубокая ночь, но ставни надёжно скрывали жителей таверны от болезненно бледного месяца и от теней, что парили над дорогой, покачиваясь из стороны в сторону и стеная об одним им известной беде. Они были там, за стенами, а внутри горели две небольшие лампы, и Виара мыла пол, стулья и даже стены, напевая под нос песенку на незнакомом языке. Иногда она поднимала голову, убирала волосы со лба тыльной стороной руки и улыбалась. Ольф тогда перехватывал её взгляд и улыбался в ответ. Ему быстро стало жарко, и он избавился от своей куртки из мягкой кожи. Под ней оказалась льняная рубаха с оторванными рукавами, которая оставляла открытыми худые руки с ярко очерченными мышцами и бугрящимися венами. А потом Робб замечал их переглядки и делал едкое замечание Ольфу, и тот возвращался к работе.
Дело спорилось, и когда они закончили уборку, небо оставалось ещё тёмным, лишь у горизонта оно едва-едва выцвело — ещё не рассвет, только предчувствие его. Виара оглядела таверну с глубоким чувством удовлетворения.
— Спасибо, — выдохнула она. — От всего сердца. А теперь я пойду отдыхать, иначе упаду здесь же замертво.
— Хорошая идея, — согласился Ольф. — Я с тобой.
Виара быстро поднялась по лестнице, но Ольфу последовать за ней не получилось: Робб ловко схватил его за ворот, не давая вырваться.
— Куда это ты собрался? — спросил он.
— Спать. Дядя Робб, я устал так, что не чувствую лап, — он поморщился, и даже уши прижал к голове.
— И где ты спать собрался?
— Где обычно. Обращусь в кота и…
— Э, нет, парень, больше ты в комнату Виаре не зайдёшь, — Робб погрозил ему пальцем.
— Почему?!
— Потому что я теперь знаю, что ты не просто кот, — усмехнулся Робб. — А еще потому, что я тоже был молодым. Ей можешь сколько угодно чушь плести, но я-то не девчонка. Так что выбирай любой коврик, он будет теперь твоей кроватью. Но только после того, как мы уберем кухню.
— Ну уж нет! Меня тошнит уже от грязи.
Ольф схватился за голову, запустил пальцы в волосы, и выглядел он при этом таким несчастным, что Виара точно бы его пожалела и молока бы еще налила. Вот только Робб не был Виарой, а воспитывал он и не таких шалопаев.
— Давай, вперёд! — он подтолкнул парня в сторону кухни. — А заодно обсудим с тобой, действительно ли я свинья. Да, не смотри так. Я ничего не забыл.
Глава 9
Мягкое сердце под толстой бронёй
Как и прежде, деревенская ярмарка развернулась на главной площади. На этот раз она была крупнее, ярче и шумнее: торговцы из соседних поселений приехали свои товары показать и чего-нибудь нужного прикупить. И как досадно, как неприятно было Роббу идти сквозь эту пёструю волнующуюся толпу с пустыми карманами! Он видел свежих перепелов, подвешенных за ноги, словно игрушки над люлькой, и отмечал, что они бы славно пошли на ужин; видел овощи первого урожая того года, ещё маленькие, но уже спелые и сочные, и думал, как бы они славно пошли в суп; заметил отрез белой кружевной ткани и с тоской спросил себя, а обрадовалась бы Виара такому подарку? Робб старался идти как можно быстрее и ни на кого не обращать внимания, но люди вокруг иногда оборачивались на него и о чем-то шептались. Вероятно, слухи о его неудачи уже разлетелись по округе. Ну и Бурунд с ними, вечером же Робб уйдет, и уже совсем скоро никто не вспомнит о нём.
Космину он увидел сразу. Она стояла в палисаднике и развешивала простыни, которые хлопали на ветру, как большие белые крылья. Робб положил руку на забор да так и застыл, не сводя взгляда с Космины. Но тут налетел особо сильный порыв ветра, и простынь, которую она как раз собиралась набросить на веревку, отнесло назад и накрыло её с головой. Космина барахталась среди влажной ткани, как попавшая в паутину бабочка, но Робб оказался рядом и помог стащить её с головы Космины. Он выбралась лохматая, запыхавшаяся и улыбающаяся.
— Ох, спасибо вам большое, сама не знаю, как…
“Как такое могло случиться”, но слова замерли у неё на губах. Улыбка вмиг погасла, брови сдвинулись к переносице.
— Ты зачем пришёл? — холодно спросила она.
Робб хотел бы сказать, как сильно его влечёт к маленькому дому Космины, как давит на него груз долга и вместе с тем радует, что в этом мире есть хоть что-то, что их объединяет, и как бы он хотел напоследок увидеть её и сказать что-нибудь важное… Но холодный взгляд подействовал не хуже пощечины. Вмиг в душе взвился огненный ураган, и Робб бросил многострадальную простыню наземь.
— Решил помочь тебе. Дурак, что возьмёшь.
Развернулся и потопал прочь, сжимая зубы от того, как внутри все жгло от досады. Несколько зевак остановились у забора, и он прогнал их резкими словами.
— И не забудь, — крикнула вслед Космина, — что ты должен мне денег!
Робб резко развернулся. Она стояла, сминая в руках белую влажную ткань, и гордо поджимала губы, а в глазах было что-то такое, что немногословный Робб и назвать бы не смог, да только сердце у него тоскливо сжалось.
— Я уезжаю, — бросил он коротко, — через день или два.
— Уезжаешь? — маска недовольства оканчательно треснула, обнажая потерянность. — А как же таверна?
— Не для меня это всё. Я разбойник, был им и остаюсь.
— Разбойник… — вторила Космина.
— Поэтому, ежели есть у тебя работа, так давай. Верну долг, чтобы моим ребятам легче жилось, и пойду своей дорогой.
Космине потребовалась целая минута, чтобы собраться с мыслями. Она отвернулась, убрала выбившиеся из причёски пряди, с досадой бросила простыню обратно в корзину.
— Пошли, дам теперь