Книга Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

– Можешь сколько угодно пытаться перевести стрелки на меня, Бронка, но чертовой сути вопроса это не меняет. – Ицзин качает головой. В жесте заметна толика искреннего сожаления – ровно столько, чтобы привести Бронку в бешенство. – Твои работы недостаточно актуальны. Ты не разговариваешь с людьми из других боро. И хотя ты так любишь хвалиться своей докторской степенью, преподаешь ты в местном общественном колледже! Меня это не волнует – все-таки работа в Центре не оставляет много времени для академических устремлений… но ты ведь знаешь, что комиссии по грантам думают совсем по-другому.

Бронка несколько секунд потрясенно таращится на нее. Она даже не до конца осознает, насколько эти слова ранили ее. «Не актуальны?» Но по старой привычке она дает сдачи:

– А ты что, спишь с председателем комиссии, что ли?

– Ох, Бронка, а не пойти бы тебе на… – Затем, чтобы хорошенько обматерить Бронку, Ицзин переходит на китайский, а ее голос поднимается на октаву и набирает несколько децибел.

Ну и ладно. Бронка выпрямляется. Она не так хорошо знает язык манси[12], чтобы достойно ответить на поток неанглийских ругательств Ицзин, однако за годы она успела понабраться наиболее крепких словечек.

– Matantoowiineeng uch kpaam! Kalumpiil! Поцелуй меня в мою «неактуальную» ленапскую задницу!

Дверь в туалет с грохотом распахивается, и Бронка с Ицзин вместе вздрагивают. Это Джесс, художественный руководитель их экспериментальной театральной постановки, и она сердито сверлит их обеих взглядом.

– Вы понимаете, что мы все вас слышим? Весь квартал вас слышит.

Ицзин качает головой, в последний раз укоризненно смотрит на Бронку, затем обходит Джесс и уходит. Бронка прислоняется к одной из раковин, складывает руки на груди и стискивает зубы. Джесс смотрит Ицзин вслед, затем качает головой и, видя, какую позу приняла Бронка, скептически приподнимает бровь.

– Только не говори, что надулась, как дитя малое. Тебе же лет шестьдесят, если не больше.

– Дуются, когда капризничают и злятся попусту. Я же испытываю праведный гнев.

– Ну да, ну да. – Джесс качает головой. – Вот уж не думала, что услышу, как ты будешь стыдить кого-то за их личную жизнь.

Бронка вздрагивает. Вот черт, она ведь так и сделала? Гнев – праведный, капризный гнев – заставил ее вернуться к старым дурным привычкам. Например, нападать, когда она понимает, что не права.

– У этой сучки нет вкуса. Я бы заметила, начни она трахаться с мужиками, которые хоть чего-то да стоят.

Джесс закатывает глаза.

– Теперь она еще и «сучка». И ты всех мужчин считаешь никчемными.

– Мой сын еще ничего получился. – Шутка давняя, и Бронка чувствует, как начинает остывать. Наверное, этого Джесс и добивается. – Я просто… Ну что за япона мать, Джесс.

Джесс качает головой:

– Никто не может отрицать того, сколько ты сделала для этого места, Бронка. Даже Ицзин. Но давай ты сначала успокоишься, а? И тогда мы позже поговорим о гранте. А сейчас у меня назревает проблема, и мне нужно, чтобы ты была в форме.

Именно это Бронке и нужно было услышать. Она тут же сосредотачивается и разрывает порочный круг мрачных мыслей («Неактуальные – это потому что я старая? Неужели так и закончится моя карьера, не ярким взрывом, а жалким всхлипом? Я всего лишь хотела дать миру что-то значимое»…) Она выпрямляется и щелчком сшибает воображаемую пылинку со своей джинсовой куртки, чтобы взять себя в руки.

– Ладно, ладно. Что случилось?

– Новая команда художников хочет устроить выставку. За ними стоит какой-то большой меценат, так что Рауль вьется вокруг них, как муха над дерьмом. Но работы у них… – Она морщится.

– Ну и что? Мы ведь уже выставляли отстойные работы. – Каждой галерее, которая финансируется из бюджета, изредка приходится так поступать.

– На этот раз все хуже. – Видя, как напряжена Джесс, Бронка наконец сосредотачивается на насущной проблеме. Она никогда прежде не видела Джесс по-настоящему рассерженной, но сейчас под маской профессионализма кипит настоящий гнев, с возмущением и отвращением в придачу. – Так что возьми себя в руки и выходи. – Джесс захлопывает дверь туалета и уходит.

Бронка вздыхает и мельком смотрится в зеркало – скорее по привычке, а не потому, что ей важно, как она выглядит. Ну хорошо, выглядит она спокойной. Джесс захочет, чтобы она поскорее помирилась с Ицзин, но это и понятно – в Центре не так много сотрудников, так что разойтись по углам не получится. И все же…

– «Все шире – круг за кругом – ходит сокол»[13], – произносит негромкий женский голос. Бронка замирает, запоздало сообразив, что какая-то несчастная весь их спор провела в кабинке. Однако голос смеется. Смех звонкий, радостный, приятный и почти заразительный. На мгновение Бронка тоже начинает улыбаться, но затем спрашивает себя: а что, собственно, такого смешного?

Всего в женском туалете шесть кабинок, и три дальние сейчас закрыты. Бронка не наклоняется и не смотрит, где виднеются ноги, потому что не хочет узнать, что ее и Ицзин подслушивали трое.

– Прошу прощения за крики, – говорит Бронка закрытым кабинкам. – Мы увлеклись.

– Ничего, бывает, – отвечает голос, низкий и глубокий, несмотря на столь пронзительный смех. Он очень похож на голос Лорен Бэколл. – Ицзин просто молода. Она не желает выказывать должного уважения старшим. А старших нужно уважать.

– Ну да. – Бронка внезапно понимает, что не знает, кому принадлежит голос. – Простите, мы с вами раньше встречались?

– Столь часто «не слышит, как его сокольник кличет». – Снова всплеск смеха. И никакого ответа.

Бронка хмурится. Наверное, это одна из нью-йоркских подружек Ицзин, вечно мнящих о себе невесть что.

– Да ну? Я тоже могу цитировать Йейтса. «Все рушится, основа расшаталась, мир захлестнули волны беззаконья»…

– «Кровавый ширится прилив»! – Голос уже откровенно злорадствует. – «И топит невинности священные обряды»… Ах, моя любимая строка. Как точно она указывает, насколько поверхностны и искусственны многие человеческие замашки, не правда ли? Ведь невинность – это всего лишь священная пустышка. Так странно, что вы, люди, так сильно ее превозносите. В каком еще мире так славят совершенное невежество о том, как на самом деле устроена жизнь? – Негромкий смешок, похожий на вздох. – Я никогда не пойму, как ваш вид сумел так сильно развиться.

Бронке… совсем не нравится этот разговор. Секунду ей казалось, что незнакомка заигрывает с ней. Теперь же она совершенно уверена, что женщина в кабинке вовсе не заигрывает, а скорее сыплет завуалированными угрозами.

«Нельзя ссориться с посетителями», – напоминает она себе и, глядя в зеркало, поправляет волосы, чтобы успокоиться. Муженек как-то пошучивал, что она сексуальнее Васкес из «Чужих»…

Из закрытой кабинки доносится очередной смешок, и Бронка внезапно холодеет – за несколько секунд, прошедших с тех пор, как голос замолк, она успела совершенно забыть, что здесь кто-то есть. Она смотрит на три последние кабинки, отражающиеся в зеркале. С этого угла ей видно, что ни в одной на полу нет ног.

– Какая невинность, – задумчиво произносит женщина в кабинке.

Так, ну все.

– Что ж, ладно, было приятно обменяться стишками, – говорит Бронка, щелкая краном и споласкивая руки, чтобы сделать вид, будто она задержалась не просто так. – Надеюсь, эм-м, что у вас все хорошо. – Все-таки эта женщина уже минут двадцать сидит на горшке.

От одной из закрытых дверей доносится щелчок, настолько громкий, что Бронка вздрагивает и, не высушив руки, резко оборачивается. Дверь медленно распахивается. Внутри никого нет.

– О, у меня все просто замечательно, – говорит Женщина в Кабинке. – Видишь ли, у меня получилось найти точку опоры.

– На унитазе, что ли? – Даже сейчас Бронка не может прикусить свой острый язык. Когда-нибудь она умрет с язвительным комментарием на устах.

Раздается хихиканье, словно в кабинке засела двенадцатилетняя девочка.

– Во многих местах. На Статен-Айленде. В этом городе. В вашем столь невинном мире. Может быть, даже на тебе, милое создание.

Бронка нарочно вытягивает из диспенсера бумажное полотенце, чтобы женщина не думала, что она просто застыла в растерянности. Даже если так и есть.

– Дорогуша, я скоро стану бабушкой. Или тебе нравятся дамочки в возрасте?

Вторая кабинка тоже открывается с щелчком, медленным, скрежещущим. На этот раз Бронка не вздрагивает, но по ее телу

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98