было, она понимала, что рано или поздно шумиха утихнет.
Стало быть, Роуз терпела попреки общества ради подруги…
— Эдит об этом известно? — спросил я.
— Не уверен, что ей открыто сообщали о наклонностях сэра Перси, и все же она знала: Роуз старалась ее защитить.
— А сэр Перси, значит, теперь ухаживает за Мелиндой Фентон?
— Ее отец владеет медными рудниками. Бедная девочка…
Иронии в голосе Тергуда я не уловил.
— Мог ли сэр Перси убить Роуз, чтобы она ничего не рассказала Мелинде?
— Поговаривают, что он ухаживает за девушками, чтобы успокоить свою мать, — покачал головой молодой человек. — У него нет серьезных намерений. С чего бы ему убивать Роуз?
Деньги, подумал я. Деньги или хотя бы видимость респектабельной репутации — ведь в обществе циркулируют слухи о неестественной дружбе сэра Перси с… Как его? — Эндрю Паскалем.
— Мы обязательно найдем виновного, — пообещал я, протянув руку за своей шляпой.
Тергуд промолчал.
Я уже открывал дверь, когда из комнаты послышался его голос:
— Отдал бы все на свете… — хрипло сказал Тергуд, обратив на меня полный тоски взгляд. — Если даже Роуз и совершила что-то предосудительное, — смирился бы с чем угодно, лишь бы она осталась со мной. Я ее любил!
У меня перед глазами вдруг мелькнул образ Белинды, распростертой в той лодчонке. Горло сжало спазмом, и я не смог ответить.
Он снова отвернулся к окну. Я вышел, прикрыв за собой дверь, и двинулся по застеленным ковровой дорожкой ступеням. Из квартиры на первом этаже донеслось бряканье кастрюль; кто-то невнятно заговорил, засмеялся…
Выйдя на улицу, я глубоко вздохнул.
Список подозреваемых все рос: две сотни гостей лорда Харви, видевших колье, сэр Перси, рисковавший потерять богатую невесту, брат Роуз — Питер… Под подозрение мог попасть и судья, поскольку Роуз знала о его любовнице; впрочем, эта версия была не слишком убедительна. Много лет назад я отбросил бы ее без раздумий, однако за годы службы не раз арестовывал отцов, убивавших собственных дочерей. Да, мистер Альберт первым сообщил об ее исчезновении — и что с того? Горе судьи выглядело неподдельным, но мне в этой жизни приходилось видывать всякое.
ГЛАВА 12
В Ярд я вернулся в пятом часу, и дежурный сержант Коул подозвал меня к своему столу.
— Инспектор, к вам подошел посетитель. Сидит аж с одиннадцати. Говорит, вы его ждете. — Сержант поднял брови. — Представился как Гарри.
Вот черт! Племянник ма… Надо же, совсем вылетело из головы.
— Где он?
Коул махнул в сторону бокового коридора, и я, повернув за угол, увидел парнишку. Тот скучал, прислонившись головой к стене и прикрыв глаза.
Ма была права. Ничего примечательного. Обычный долговязый парень с неровно подстриженными, падающими на лоб темными волосами. Лицо бледное, выступающий вперед подбородок, тонкие руки вяло перебирают лежащую на коленях шапку. Шерстяное пальто хорошее, но далеко не новое. Ботинки потертые, но еще крепкие. Подойдя ближе, я рассмотрел густые черные ресницы — такие больше пошли бы девочке. На левой щеке — поблекший синяк. Кажется, ма говорила, что мальчишку пару раз били…
Я нарочито шаркнул по полу, чтобы не испугать Гарри, и мальчик, открыв карие глаза, раздраженно прищурился.
— Гарри Лиш?
— А вы — мистер Корраван? — спросил он ломающимся подростковым голосом, окинув меня угрюмым взглядом.
Значит, Уайтчепел не для него? Что ж, соглашусь. Судя по выговору, парнишка закончил частную школу. Да и манеры, как говорит Белинда, утонченные.
— Пойдем со мной, парень, — кивнув в ответ, предложил я. — Извини, что заставил ждать.
Гарри с некоторым трудом поднялся. Обошлось ли дело одними синяками? Хотя, наверное, просто затекли ноги от долгого ожидания.
Мы вошли в кабинет, и парнишка бросил взгляд по сторонам. Я вдруг осознал, какое впечатление производит мое логово на посетителей. Кучи бумаг, два простых стула у обшарпанного конторского стола; окно настолько грязное, что едва пропускает уличный свет. Впрочем, Гарри осматривался скорее с любопытством, нежели с презрением. Ладно, наплевать.
— Присаживайся, — предложил я, указав на стул.
Мальчик устроился на краешке, положив шапку на колени. Взгляд твердый и довольно уверенный, но не вызывающий. Не похож на человека, безропотно дающего себя избить, хотя что он мог противопоставить хулиганам?
— Расскажи о себе, — сказал я.
— По-моему, основное вы обо мне и так знаете, — пожал узкими плечами Гарри. — Мать уже пять лет как умерла, а отец — чуть больше месяца назад, и я переехал из Лидса к тетке. Только, похоже, я ей не слишком нужен.
— Ошибаешься, — осадил его я. — Ма Дойл — человек великодушный, таких поискать — не найдешь. Ей просто кажется, что тебе нечего делать в Уайтчепеле. Полагаю, она права.
Мой резкий тон отбил у Гарри желание ершиться, и он опустил глаза.
— Наверное, — вяло пробормотал он. — Но податься мне больше было некуда.
— Ма считает, что у меня тебе будет лучше, — заметил я, и Гарри оторвал взгляд от пола.
— У вас здесь только полицейские? Я вроде бы видел одного посыльного, пока вас ждал.
— Посыльные есть.
— Понятно.
— К чему у тебя лежит душа? Есть соображения? — поинтересовался я, откинувшись на спинку стула. — Вряд ли ты желаешь стать инспектором полиции.
— Хочу быть доктором. Хочу помогать людям.
Я постарался скрыть раздражение. Можно подумать, полицейские не помогают людям… С другой стороны, наверняка новости о скандале в Скотланд-Ярде попали на первые полосы газет в Лидсе.
— Ладно, допустим. Что ты умеешь?
— Ну, ничего такого особенного. Знаю грамоту и арифметику. В прошлом году выиграл конкурс чтецов — декламировал «Энеиду». — Обратив внимание на мое замешательство, Гарри снисходительно добавил: — Это поэма Вергилия. Написана на латыни.
— Сбавь тон, — бросил я. — Тебе пытаются помочь.
Мальчишка покраснел и отвел взгляд в сторону.
Сквозь дверь донесся громкий вопль. Кричала женщина. За криком последовала длинная фраза на иностранном языке — вроде бы на французском — и бурные рыдания.
— Где Ландау? — перекрывая шум, послышался бас сержанта Коула.
— Его пока нет, — ответил один из клерков, Мансел, — так что ей придется подождать, пока он не появится.
— Что с ней? — спросил Гарри.
— Откуда мне знать? По-французски не понимаю, — хмыкнул я.
— Зато я понимаю, — вскинул голову мальчишка.
— Поговоришь с ней? — предложил я, поднимаясь из кресла.
Гарри вышел вслед за мной. В центре вестибюля стояла брюнетка лет двадцати пяти, и в ее глазах, заметавшихся между мной и Гарри, плескался ужас.
— Пардон, мадам, — начал мальчик. — Же парле франсе.
Облегченно вздохнув, женщина разразилась новой тирадой. Для нас с Коулом и Манселом ее слова были китайской грамотой, однако Гарри слушал, временами кивая, и
