озарила своим сиянием их первый поцелуй. Но вся улица была залита светом — Потемкины опять давали бал, как бывало это каждый вторник, и потому весь центр города сверкал гирляндами разноцветных шкаликов, развешанных на окнах, и огненными вензелями П. Огни Шлиссельбурга были слишком яркими, чтобы рассмотреть за ними что-нибудь.
Мраморное здание оперы Шрёдер вмещало более двух тысяч зрителей и располагалось в пять уровней. Дыхание замирало при виде величественного сооружения, построенного в стиле ампир. В Шредере сливались черты античного святилища, замка и дворца.
Силуэт его подражал античным канонам — над входом в здание Оперы разместилась изваянная из мрамора скульптура Минервы. Богиня мудрости и покровительница искусств поднимала щит с надписью «Vita brevis, ars longa»* на нём и копьё, у которого была и роль громотвода.
Здание Оперы отличала безупречная акустика, тайны которой скрывали старые мастера. Еще одним его специфичным качеством была исключительно глубокая сцена. Именно это позволяло демонстрировать на ней всяческие полёты, которые особенно любил императорский балетмейстер, приехавший в Ромею с Корсики и нашедший на Тауроне вторую родину.
Силуэт Шрёдера разворачивался под взглядом гостя прямыми углами своих многооконных стен. Колоннада была утоплена в нишу второго этажа, так что торец казался совсем небольшим в окружении пристроек, террас и портиков. За дверями здания Оперы не было вестибюля, где гости могли бы общаться между собой, не было и главной лестницы, ведущей к императорской ложе. Гости едва ли не с улицы ступали в тесный коридор, опоясавший зал, и вынуждены были сразу подниматься по узким лесенкам, чтобы попасть туда.
Зал, впрочем, оправдывал эту неприятную деталь. В самом здании всё делалось так, чтобы акцентом оказались не светские прогулки гостей во время антракта, но артистизм актёров и тонкости постановки.
Амфитеатр состоял из нескольких ярусов, но ощущение возвышенности ещё придавало и необычное цветовое оформление: он был отделан небесно-синим, в то время как каноническими тонами императорских храмов искусства считались алый и золотой. Такова была стародавняя традиция — пунцовый бархат интерьеров и кресел, червонное золото балконов и лож. В бликах сияния люстр и больших подсвечников по стенам зал ослеплял входящего своим великолепием. Синий же олицетворял собой ожидание счастья, бескрайний небосвод над Тауроном и светлую печаль.
Опера Шрёдер воплощала в себе дух императоров — их философию, образ мыслей, порядки и принципы. Это был элитарный блестящий театр. Таинства его во все времена были обособлены от повседневного человеческого бытия — от житейских волнений и неурядиц. Но это было и вдохновенное святилище муз, куда стремились ещё со времён матушки-императрицы самые талантливые мастера танца, лучшие сопрано, теноры и басы. Сцена Шрёдера изыскивала наличие невероятных способностей, бескрайнего терпения и тяжкого труда.
Посещала Оперу в первую очередь абонементская публика — те представители света, что могли купить абонемент в ложу на весь оперный сезон. Это были приближенные императора и генералы, дворянская и банкирская аристократия, чиновники высшего звена. Театральные представления входили в обязательную часть светской жизни. Ездить в театр или держать ложу в Опере было не только способом получить удовольствие от спектакля, но и абсолютно необходимой составляющей светской вежливости. Балетные постановки давались в Шрёдере по вторникам и четвергам или пятницам, и постоянные зрители торопились в Оперу. Гости знали все нюансы талантов прославленных исполнителей — восхищались и «ре» второй октавы популярного тенора, и красотой исполнения известных арий именитой певицы, и с нетерпением ждали соло прима-балерины.
В тот вечер в здании Оперы Шрёдер давали «Энея», и постановку намеревался посетить сам император. Амфитеатр имел потрясающий вид: белые платья дам украшали не бриллианты, а ветки лилий, гирлянды белой сирени, белые перья. Очаровательные девушки в оправах нежнейших цветов представляли божественное зрелище. И такие же потрясающие вещи царили на сцене. Из окрестровой ямы слышался Vive Alexander не только в антрактах — под звуки этой арии балерины кружились на подмостках в танце.
И, едва ступив на лестницу, ведущую к ложам, под руку с графом, Ксения увидела, что совсем близко от них стоит Анастасия.
Ксения впервые увидела её сестру — симпатичную девушку с каштановыми волосами, слишком молодую для того обилия драгоценностей, что украшало её. Однако трудно было не признать, что юная госпожа Ростова выглядит очень хорошо.
«Так же, как и та, другая», — отметила про себя Ксения.
Стиснув зубы, она наблюдала, как пара молодых аристократок приближается к ней.
— Вы, кажется, говорили, что здесь будет весь свет, — негромко заметила она, — но я не думала, что весь свет для вас — Анастасия.
— Она здесь? — Орлов дёрнулся, будто его ударило электричеством.
— Вы ведь видите её не хуже меня. Вон там, слева от вас.
Орлов медленно повернул голову.
— Анастасия? — улыбка на его лице была несколько натянутой, и сам он весь будто бы заледенел, но тем не менее продолжал уверенно смотреть перед собой. — Рад, что встретил вас именно сейчас.
— Я рада не менее того, — улыбка Анастасии казалась приклеенной, взгляд же был пристальным, как взгляд готовой к броску змеи. Скользнув им по лицу Орлова, она тут же сконцентрировалась на Ксении, — это…
— Это мой старший помощник, лейтенант Троекурова, кажется, я вас уже представлял. Ксения, это Анастасия, моя…
— Тоже ваш друг? — спросила Ксении, широко открывая глаза.
— Его невеста, — Анастасия протянула для рукопожатия ладонь.
— Простите, — Ксения склонила голову, — не знала, что граф намеревается вступить в брак. Он никогда мне не рассказывал о вас.
— Вот как?
— Это не совсем так, — Орлов попытался толкнуть Ксению локтем в бок.
— Что ж, я тоже ничего не знаю о вас, — Анастасия снова перевела взгляд на Ксению, — граф сказал, что это от того, что наше знакомство было столь незначительно, что мне не захотелось тогда его запоминать.
— В вашей жизни, должно быть, слишком много событий, — Ксения улыбнулась, — вам трудно запомнить всё, как и любому, кто всё время проводит на балах, встречая всё новых и новых людей. А я вот помню вас. Да-да, мы с вами говорили ещё давно, когда Император вручал мне звезду за открытие двадцати миров. Вы, помнится, тогда ещё очень хотели познакомиться со мной.
Анастасия секунду в замешательстве смотрела на неё.
— Вы та провинциальная дворянка, которая рассыпала соль! — наконец радостно воскликнула она.
Все стоящие кругом оглянулись на них. Ксения заледенела. Мысленно он уже доставала пистолет и стреляла Анастасии в висок.
— Давайте пройдём наконец в ложу! — почти что прорычал Орлов у самого её уха и, взяв обоих за плечи, подтолкнул вперёд.
Конечно же, никакого удовольствия от оперы Ксения не получала. Взгляд её то и дело устремлялся туда,
