Без Козыря думает. Ведь он только сыщик-любитель, не привыкший докапываться до жестокой правды. Как помочь? И кто может помочь? Черт возьми, да конечно же мисс Мэри! Инженер никогда не сознался бы своей невесте в том, что он замыслил такую махинацию. А вот Кароли не был так щепетилен. Он тоже в опасности, значит, он должен все рассказать мисс Мэри и умолять ее о помощи. Как он может это осуществить? Позвонить ей по телефону? Заехать за ней? Впрочем, это не так важно. Главное, это то, что молодая женщина согласится на все ради спасения своего жениха. Доказательство? Да эта история с чемоданчиком! Она выкрала коробку с пистолетами. Но если исчезнут только пистолеты, возникнут щекотливые вопросы. И она забирает из салона еще ряд предметов* например мраморную руку, слона и малайский кинжал. Состав похищенных предметов будет таким абсурдным, что запутает следы.
Вот как объясняются события второй ночи. Все уснули. Мисс Мэри начинает спокойно действовать. Она забирает предметы из салона, прячет их в своей комнате, вырезает кусок стекла, отпирает задвижку окна, а потом поднимает тревогу. Никто ее заподозрить не сможет. А на следующий день она передает чемоданчик Кароли, который ждет ее на улице. Пистолеты исчезают, в поле зрения полиции они не попадут, и можно быть спокойными.
И тогда… Без Козыря покраснел. Как он себя теперь клянет! Своим вмешательством он все испортил! Если бы ему не пришла в голову эта идиотская мысль о слежке за рыжим незнакомцем, которого они засекли в коридоре госпиталя; если бы они не обнаружили дом, в котором этот человек жил; наконец, если бы они не выкрали чемодан, думая, что совершают героический поступок, то господин Скиннер был бы спокойно прооперирован, а мисс Мэри не страдала бы. Теперь он понял, почему она плакала в саду. И понял также, почему в присутствии Боба она притворялась спокойной и уверенной в себе. Она хочет спасти честь отца в глазах сына! Подумать только, как спокойно она принимала полицию! Как теперь перед ней оправдаться, как развеять ее подозрения в отношении него, Без Козыря? И как уговорить ее забыть все обстоятельства, связанные с домом Кароли и чемоданом?
Впереди была пробка, и Морриссон сбросил скорость, посмотрел на часы и закурил сигарету. Он тоже был погружен в свои мысли. И Франсуа вернулся к своим. Мальчик был недоволен собой. Он думал, что действует в пользу господина Скиннера. Они с Бобом даже не подозревали, что затеяли мисс Мэри и Кароли. Они решили помешать полиции завладеть пулей, которой был ранен Скиннер. А для этого надо было увезти его из госпиталя и сделать операцию в другом месте. Этот Кароли, видимо, был вхож в темные круги, и какой-нибудь ловкий хирург, конечно за вознаграждение, мог бы извлечь пулю. Вот почему они похитили инженера из госпиталя. Господин Скиннер был с ними в сговоре и дал на это согласие. Раз он содействовал своему похищению, тайны уже не было. Это именно он открыл окно палаты для Кароли, который в это время прятался во дворике. Боб и Франсуа заметили его, видимо, в тот момент, когда он только что договорился с инженером. Хоть раненый и принял снотворное, он вполне мог добраться до окна и открыть раму. А потом? А дальше все должно было произойти следующим образом.
Кароли, поддерживая инженера, подошел к запасному выходу, открыл дверь изнутри и положил Скиннера в «остин». Да, это должно было произойти именно так. Не упустил ли Франсуа чего-нибудь? Например, может быть, Скиннер не был так слаб, как казалось им с Бобом, и у него были силы передвигаться самостоятельно? А может быть, он просто не принял лекарство, назначенное врачом? Но эти «может быть» уже мало интересовали Франсуа. Главное, что он понял, как развивались события.
Господин Скиннер был привезен в дом Кароли, и в этом был их просчет. В дело вмешался Без Козыря. И на этот раз мисс Мэри признала свое поражение. Кароли скрылся, а полиция нашла инженера в таком состоянии, что еще чуть-чуть, и все могло плохо кончиться. Франсуа думал: «Меня хорошо приняли, Боб — замечательный друг, мисс Мэри — женщина, достойная самых больших похвал. А господин Скиннер … каков он? Не мне его судить. Но я, с моим вечным любопытством, внес смуту В эту семью. Я гаже всех на свете!»
Он был так полон угрызениями совести, что чуть было не открылся Морриссону. Но уж это было совсем ни к чему! Чемодан спрятан, пуля у Морриссона, но пока не найдется пистолет, он ничего не узнает. И наконец, имея в виду такой трагический оборот дела, иностранный фабрикант не захочет попасть под подозрение и, скорее всего, откажется от идеи выпуска кукол-автоматов.
— А вот и госпиталь. Вы не болтливы, мой мальчик, — сказал Морриссон. — Вас высадить здесь?
— Да, пожалуйста. Машина остановилась.
— Ну что же, — кивнул инспектор. — Доброго вам пути. И будьте спокойны, виновник будет найден и арестован.
Он помахал рукой и уехал.
Перед дверью палаты господина Скиннера стоял полицейский. Франсуа чуть было не пожал плечами. Ведь угрозы похищения инженера больше не существовало! Он постучал, и дверь открыла мисс Мэри. Ее лицо было озабоченно, и она с трудом изобразила улыбку вежливости.
— Вот видите, — сказала она с едва заметной долей упрека.
Господин Скиннер лежал с закрытыми глазами. Казалось, он спал. Рядом, на раскладной кровати, лежал Боб.
— Ему сделали переливание,—тихо проговорил он. — Мне было немного страшно, но оказалось не больно. Оказывается, что после этого я должен какое-то время полежать.
— Тише, — шепнула мисс Мэри. — Дайте ему подремать. Он очень ослаб, но есть шанс, что он выкарабкается.
— Я очень этому рад, — сказал Франсуа. — Значит, я могу ехать. Я поеду поездом до Дувра в пятнадцать часов. А потом, в семнадцать, сяду на пароход. Я хочу поблагодарить вас за все… Мне так жаль, что эти обстоятельства… Но сейчас… Может быть, в другой раз…
У него заплетался язык.
— Мы будем часто писать друг другу, — улыбнулся Боб.
— Это хорошо, — сказала мисс Мэри, которая, кажется, не любила, когда плакали. — Вы будете часто писать. Не сердитесь на меня, Франсуа, я хотела бы вас проводить, но сейчас это невозможно, так как…
Она не закончила фразы. Вошедшая в палату сестра пригласила ее в кабинет врача. Она быстро пожала руку Франсуа и вышла. Франсуа подошел к другу.
— Боб, старина, — сказал он, — нам не повезло. Хоть ты, по крайней мере, не сердишься на меня?
— Конечно, нет. Ты приедешь снова, вот и все. Он повернул голову в сторону отца и улыбнулся.
— Когда он откроет глаза, он будет очень удивлен. Он считал, что я ни на что не гожусь. Но здесь я оказался кстати. Я дал ему свою кровь. Смотри, у него на щеках уже появляется румянец.
Господин Скиннер был бледен и дышал слабо, но Франсуа согласился.
— Ты прав, у него уже румянец.
— Мне так жаль с тобой расставаться, — пробормотал Боб. — Ты нас забудешь.
— Ну что ты!
— Послушай, возьми себе что-нибудь на память. Что хочешь. Что-нибудь, что будет напоминать тебе обо мне. Хочешь какой-нибудь рисунок? Хочешь… даже не знаю, что.
