— Полагаю, ему трудно было бы не узнать.
— Я не собираюсь совать нос в чужие дела. Просто чувствую себя несколько… неловко.
Некоторое время мы молча потягиваем кофе.
— Прошу вас, поверьте мне, миссис Росс, тем вечером я вовсе не хотел ввести вас в заблуждение. Иногда в каком-то деле мы не оправдываем собственных ожиданий. Разве человек не хочет всегда выглядеть героем? Героем истории или… никем.
— Уверена, вы сделали все, что могли.
Он вздыхает. Я склонна ему верить — но скорее из-за его обаяния, нежели моего здравомыслия.
— Но я уверен, что вы слышали, как некоторые говорят, будто я искал слишком долго и поддерживал надежду, когда ей уже давно следовало умереть и быть похороненной.
— Если родитель не теряет надежды, никто не в состоянии его переубедить.
Это вышло резче, чем я хотела, и Стеррок смотрит на меня с явным сочувствием, как уже было однажды. Моя циничная составляющая задается вопросом: сколько семей, измученных беспокойством, успокаивал этот взгляд?
Конечно, в моем положении нужно вовсе не сострадание, но действие. То, что бурлило во мне, безымянное и пугающее, внезапно обрело форму. И я понимаю, что более не могу полагаться на других людей, ни на кого. В конце концов они обманут надежды.
~~~
Нокс находит Стеррока у Скоттов. Он сообщает о своем приходе служанке, и Скотт выходит поприветствовать его. Он смотрит на гостя с жадным любопытством, однако Нокс ни слова не говорит о том, что его сюда привело. Пусть сплетничают (они все равно будут и разрешения не попросят), но это не их забота. Возможно, они решат, что Стеррок — очередной подозреваемый в убийстве.
Его проводили в комнату на задах дома, которую Скотт сдает коммивояжерам. Слуга стучит в дверь, и Нокс входит, дождавшись ответа Стеррока.
Томас Стеррок постарел с их последней встречи. Но ведь прошло уже лет десять — а за это время пятидесятилетний мужчина во цвете лет способен превратиться в шестидесятилетнего старика. Нокс гадает, изменился ли настолько же он сам. Стеррок по-прежнему строен и элегантен, но кажется тоньше, суше, более хрупким, что ли. При виде Нокса он встает, маскируя удивление, или что он там чувствует, непринужденной улыбкой.
— Мистер Нокс. Полагаю, мне не следует удивляться.
— Мистер Стеррок. — Они обмениваются рукопожатиями. — Надеюсь, у вас все в порядке.
— И отойдя от дел, я ухитряюсь найти себе занятия.
— Хорошо. Полагаю, вы понимаете, зачем я пришел.
Стеррок картинно пожимает плечами. Даже с потертыми манжетами и пятнами на брюках он выглядит пижоном. Что в глазах многих свидетельствует против него.
Нокс чувствует себя неловко. Он забыл эффект присутствия Стеррока и почти убедил себя в правдивости общепринятой в Колфилде версии.
— Прошу прощения за… ну, вы знаете. Мне известно, что люди говорят. Это не слишком приятно.
— Я не намерен оспаривать слухи, если вас это беспокоит, — улыбается Стеррок.
Нокс с облегчением кивает:
— Я о жене беспокоюсь. Это причинит ей такие страдания, и дочерям… Уверен, вы понимаете.
— Да, конечно.
Он не согласен, понимает Нокс; ему не следует доверять. Он хочет восстановить свое доброе имя.
— Кстати, что привело вас в Колфилд? Я слышал всякие странные истории.
— Подозреваю, они недалеки от истины, — улыбается Стеррок.
Тут Нокс слышит какой-то скрип. Он бесшумно встает и открывает дверь. Там стоит Джон Скотт с подносом — якобы только что подошел.
— Я решил, вы не откажетесь немножечко выпить, — говорит он с ненатуральным дружелюбием.
— Благодарю вас. — Окинув его суровым взглядом, Нокс забирает поднос. — Очень любезно с вашей стороны. Кажется, вы хотели, чтобы я написал в поддержку вашей просьбы о компенсации?
Физиономия Скотта сначала приобретает угрюмое выражение, а затем, дабы спасти положение, заговорщицкое.
— Он занятный человек, — шепчет он, кивая на Стеррока.
Порозовевшее от волнения лицо Скотта блестит в свете лампы. Оно вдруг напомнило Ноксу свинью с родительской фермы, имевшую обыкновение кокетливо сопеть, когда тянула рыльце за лакомым кусочком сквозь прутья садовой ограды. Ассоциация столь неожиданна, что Нокс только кивает и ногой захлопывает дверь.
Он ставит поднос на стол.
— Мистер Скотт не только наш бакалейщик, мельник и предприниматель, но еще и местная газета. — Он наливает Стерроку виски. — Могу я вам быть чем-то полезным, пока вы здесь? К сожалению, не могу предложить комнату в моем доме, это было бы несколько… неуместно.
— Очень любезно с вашей стороны.
Стеррок делает вид, что обдумывает предложение, хотя совершенно в этом не нуждается. Он объясняет Ноксу причину своего появления, и Нокс обещает приложить все усилия, хотя просьба Стеррока приводит его в замешательство. Спустя полчаса и облегченный на несколько долларов, он выходит из дома и понимает, что ноги несут его к складу, безоконной громадой возвышающемуся в стороне от освещенных домов. У склада он останавливается — сюда почти не доходит свет — и прислушивается к звукам изнутри. Ничего не услышав, он решает, что Маккинли уже ушел, и достает второй ключ.
Еще прежде, чем глаза привыкают к темноте, он понимает, что здесь что-то изменилось. Заключенный к нему не поворачивается.
— Мистер Паркер? Это мистер Нокс.
Теперь человек шевелится и показывает свое лицо. Первое мгновение глаза отказываются понять, что перед ними: лицо, как и прежде, будто вырезано тупым ножом, только теперь оно незакончено или испорчено неудачно скользнувшим лезвием. Нокс весь содрогается при виде распухшего лба, щек и обагрившей кожу крови.
— Боже мой, что произошло? — восклицает он, прежде чем успевает сообразить и прикусить язык.
— Теперь ваша очередь? — резко, но без явных эмоций произносит узник.
— Что он наделал?
Нельзя было отпускать Маккинли одного. Он должен был прислушаться к своим сомнениям. Черт бы побрал этого парня! Он все испортил.
— Он думал, что заставит меня признаться. Но я не могу признаться в том, чего не делал.
В ажитации Нокс меряет шагами пол. Он вспоминает, что миссис Росс убеждена в невиновности Паркера, и готов с ней согласиться. Нокс чувствует нарастающую панику жонглера, вдруг обнаружившего, что в воздухе слишком много шаров и неизбежна катастрофа, а за ней — сопутствующее унижение.
— Я… что-нибудь найду для тебя.
— Ничего не сломано.
