Будь в 102-м кабинете через полчаса.
Так… Теперь галопом в аптеку, купить флакончик валерьянки, выпить залпом. Потом обратно в ГРУ, в туалет. Намылить глаза до покраснения. И сразу в 102-й. Опоздал, но не критично.
В 102-м меня уже ждали двое в штатском — пожилой, седой мужчина, представившийся Леонидом Петровичем и помоложе, очкарик — Степан Ильич.
Одна надежда — если детектор лжи только появился в Комитете — полиграфологи будут неопытными.
Я огляделся. Сам полиграф стоит на столе, лента уже заправлена. Меня усаживают рядом, вешают датчики. Попутно пожилой опрашивает — анкетные данные, звание, семейное положение…
— Почему у вас глаза красные?
— Жена ушла! — я прихлопываю в раздрашении ладонью по столу — Всю ночь не спал!
Датчик кожного сопротивления спадает.
— Осторожнее, товарищ подполковник! — молодой бросается крепить всю машинерию обратно, потом достает список вопросов. Начинает прогонять меня по пунктам — предлагал ли мне Поляков сотрудничество иностранных разведок, пытался ли я сам установить связь с зарубежными шпионами и все такое прочее. Самый опасный вопрос был — есть ли мне что скрывать и заинтересован ли я в том, чтобы был точный вывод по результатам тестирования? Но непрофессионализм полиграфологов сказался — вопросы не были внезапными, шли в списке, а главное, не было несколько калибровочных серий. Леонид Петрович явно торопился — ты поди оттестируй всю головку ГРУ — поэтому закончили почти сразу.
По непроницаемым лицам парочки было ничего не разобрать — но ленту они смотрели, что-то отмечали фломастером.
И следом, без раскачки, за меня взялись сотрудники трешки. Тоже двое. Этих интересовал только Поляков, скрывать мне было нечего, ну ладно, почти нечего, так что отстрелялся я тоже быстро. У меня изъяли план занятий, документы по учебе из сейфа рабочего кабинета, попросили подписать протокол «ни о чем». Как говорится в одном стишке: «Не был, не был, не был, даже рядом не стоял».
На улицу вышел слегка взмокший, но в пределах нормы. Все-таки лето, а кондиционеров в Москве днем с огнем не сыщешь. Расшифровывать результаты полиграфа будут неделю, другую, а я уже к этому времени в Штатах буду. Как говорится, дальше либо ишак сдохнет, либо шах.
Прогуляться, обсохнуть мне не дали. Рядом взвизнули шины белой Волги, водитель высунулся из окна, махнул мне рукой:
— Давай, подвезу.
Я присмотрелся к мужичку за рулем и обалдел. Мощный подбородок, крупный нос, одет в какую-то простую тенниску. Это же…
— Да садись ты, не укушу.
Семичастный. Владимир Ефимович. Бывший председатель КГБ, вместо которого Брежнев поставил Андропова.
Если сяду к нему в машину — могу сесть совсем в другом смысле. И надолго.
Я моментально задался вопросом. Знаменитым. Тварь я дрожащая или право имею? Когда брал Полумесяцева, выяснилось, что на систему можно влиять. А значит, не тварь. Мне стало любопытно, я распахнул пассажирскую дверь.
Стартанули мы быстро, меня аж вжало в сидение. Походу у машины — форсированный движок.
— Не боись — Владимир Ефимович надел солнцезащитные очки — Я оторвался от наружки твоего тестя, так что в рапорты ты не попадешь.
— Оторваться от семерки не просто — покачал головой я — Они могли сделать вид, что потеряли вас, а сами все еще ведут.
— Потеря меня прошла сообщением по оперзалу. Кому-то теперь Алидин порвет очко.
Ого! Семичастному кто-то в 7-ке нехило так стучит.
— И о моем выходе из ГРУ вам сообщили
— Правильно все понимаешь. У нас большие связи и много сторонников.
Семичастный вел быстро, но аккуратно. На красном свете светофора послушно останавливался, обгонял только там, где разрешено. Ехали по Садовому, потом свернули на Дмитровку.
— У нас это у кого?
— Ты же и так все знаешь.
— Комсомольцы?
— Нас иногда так называют, да.
Я приоткрыл стекло окна, встречный ветерок быстро остудил меня. Мозги встали на место, я начал просчитывать ситуацию. Семичастный везет меня на какую-то встречу. Там меня на что-то будут уговаривать. Или пугать. А скорее всего и то и другое.
Возле каких-то гаражей мы покрутились слегка, заехали на пустырь. Там стояла черная Чайка. Со шторками. Дверь открылась, нам помахали рукой. Водитель Чайки вышел, закурил. Отошел к кустам.
— Пойдем. Это не больно — хохотнул Семичастный.
Мы залезли в членовоз, устроились напротив Шелепина. Этот товарищ висел на всех почетных досках в списке членов Политбюро. Не узнать его было невозможно — высокие залысины, брови вразлет, узкие, нервические губы, которые сейчас были крепко сжаты. Александр Николаевич разглядывал меня с интересом, я тоже помалкивал. Эти гляделки не продлились долго:
— Как я и предсказывал — Шелепин повернулся к Семичастному — Шесть три в нашу пользу.
О чем это они?
— Давай подробности — экс-председатель КГБ подобрался
— За резолюцию Брежнева проголосовали только Суслов, Пельше и Косыгин. Мое предложение по Полумесяцеву поддержали Мазуров, Подгорный, Полянский, Воронов, Кириленко и Шелест.
— Что за предложение? — влез я. Раз уж позвали, дурачком тут отсиживать не буду.
— По исключению Полумесяцева из членов ЦК — Шелепин улыбнулся мне
— То есть его не исключают? — удивился я
— А как же презумпция невиновности? — развел руками Александр Николаевич, широко улыбнулся — Пока человек не осужден советским судом — он невиновен.
— Его осудят — пожал плечами я — Стопроцентная доказуха.
— Может быть. Это уже неважно, следствие и суд могут длится не один год, а там уже все решится.
— Что решится?
— Чья возьмет. Моя или Лени. Ты, Николай, нам очень помог. Два года мы теряли позиции. Сначала Тикунов, потом Володя — Шелепин кивнул на Семичастного — Сторонники предавали, перебегали в другой лагерь, но вчерашний день… Он перевернул всю картину.
— Почему? — полюбопытствовал я
— Чем взял Леня членов ЦэКа? Стабильностью. Никаких Никитиных метаний, никакого возвращения к сталинским методам — Шелепин ухмыльнулся
— Комсомольцы раскачивают лодку — процитировал кого-то Семичастный — «Железный Шурик» вас поставит к стенке!
— Почему вы мне это все рассказываете?
— Из чувства глубокой благодарности! — Шелепин ослабил галстук, откинулся на сидении
— Полумесяцев ваш человек!
— Он пешка. Представь себе шахматную игру. Мы играем за белых и проигрываем, у нас осталось меньше фигур. Я жертвую пешкой, чтобы получить фигуры черных. Слонов, ладей… Из-за ареста Полумесяцева испугались все регионалы в ЦК. Все эти Мжаванадзе, Щербицкие, Кунаевы… У всех рыльцо в пушку, все вокруг себя создали грибницы по перекачиванию денег. Леня им что обещал? Что не будет трогать, все пойдет по заведенному. Поймали тебя? Езжай послом в Верхнюю Вольту! А теперь?
— А теперь?
— Полумесяцев на Лубянке. Приняли его в Праге — и никто не пикнул. Дурачок Щелоков бегает, радуется, грудь для ордена выпячивает. А сработали, дорогие товарищи, вы для нас. Володя займется слухами о том, что Комитет и МВД получили добро у Брежнева и начали разрабатывать номенклатуру ЦК, сделаем вброс о чистках через голоса — наше дурачье по ночам слушает разные Би-Би-Си. Верит им больше
Я подобрался. Такие секреты просто так не выдают.
— Саша, а машину сегодня проверяли на прослушку? — нахмурился Семичастный
— В обед — коротко ответил Шелепин, повернулся ко мне — Тебе конечно, стало интересно, зачем я выдаю все эти секреты. А затем, что все члены моей команды должны понимать свой маневр. Мне не нужны подчиненные — нужны соратники по борьбе. Предлагаю войти в нашу команду.
— И меня потом сдадут, как Полумесяцева — хмыкнул я — Не хочу быть пешкой
— Ты либо принимаешь правила игры, либо нет — развел руками Железный Шурик — Полумесяцев должен был первым делом сообщить мне о сложившейся ситуации. Но он посчитал, что я уже отыгранная фигура, как говорят американцы — хромая утка. И надо все решать самому. Нарешал на десять лет с конфискацией.
— Я не люблю командные виды спорта — за окном солнце ужа садилось, гуляющий водитель докуривал третью сигарету. Я посмотрел на часы. На свидание с Машей уже опаздываю — Предпочитаю индивидуальные
— Это я уже понял. И тем не менее, мне есть что тебе предложить.
— И что же?
— Если нам удастся вернуть Володю у Комитет, станешь его первым замом. Очень хорошая карьера для человека, который начинал армейским капитаном на Дальнем Востоке.
Это было щедро. И очень-очень опасно.
— Специалистом в своей области ты оказался, очень талантливым — Шелепин пожевал губами — Можно сказать самородок. Я посмотрел лично дело. Гром, Кобры… И ведь не только боевик, организатор!
— Даже политик — буркнул Семичастный — Вспомни Америку.
— Кстати, о ней. Если все пойдет по плану, мне нужно будет
