Книга Чернокрылые объятия - Алекса Ди

принято беспрецедентное решение освободить от некоторых ограничений приглянувшегося призванной белокрылого. И Ортего желал быть этим риннигатом, как впрочем и все собравшиеся в тот день у жертвенного камня. Да, им с юности внушают, как важна их миссия, дают власть и почести. Но и вместе с тем никому не нужные ограничения, лишают их обычной жизни. Когда с годами угасает оптимизм, преданность благому делу и вера в светлое будущее, хочется добавить развлечений в свою жизнь. Скрасить обыденность.

Конечно, отобранные риннигаты были представлены как вынужденные пожертвовать своим служением ради светлой миссии. Смешно. Каждый из них знал, что на кону возможность создать семью, продолжить род и получить еще больше влияния, с оговоркой на то, что все равно придется жить по указке главных жрецов, но зато с женой. Как Люциар сам не выбил себе место в хранители? Фанатик. Думает, что все преданы делу как и он.

А Сандр — идиот! Конечно, все жены изменяют. У них такой большой выбор мужчин. Подумал бы своей головой, когда Софири не дала ему клятвы верности. Был слишком в себе уверен, или поплыл от женских прелестей своей жены.

Хорошо, что жрецы отрекаются только от брачных уз и детей. Хоть строго порицается, но многие смогли познать женщину. А где этих женщин взять? Конечно, это были чьи-то жены. Хорошо, что магия не воспринимает это действо как вред ближнему, то есть обманутому мужу. Вот и Ортего не преминул приятно провести время по пути сюда, тем более, что Софири сама прозрачно намекнула, что не прочь. Глупая, кому она нужна? На что рассчитывает? Ортего летит совершенно к другому желанному призу, а Софири всего лишь расходный материал.

Многие из жрецов “залетали”, переступая грань дозволенного. Таких и сам Ортего сопровождал на ритуал раскаяния и зачищал следы за провинившимися. Они, как малые дети, плакали, прося пощады. Люциар приходит всегда в бешенство от каждого нового случая. Поэтому многие из белокрылых, являясь жрецами, стали работать не только при храме, но и в других сферах как наблюдатели. Так они имели больше влияния и маневров для действий. Ортего был на хорошем счету. Благо, он не глупец так подставляться. Он один из немногих знал настоящую цену ритуала раскаяния.

Софири посматривала на выскочку, которая прибрала к рукам ее собственность. Нахалка! И так ей все на блюдечке было бы подано, а она позарилась на чужое, пусть и не нужное. Софири решила из кожи вон вылезти, но оставить Лину ни с чем. И так этих призванных слишком балуют. “Как бы сделать так, чтобы с этой не носились как с хрустальной вазой? Достаточно было бы посадить на цепь и черпать нужную энергетику когда заблагорассудится”.

— Лигата Ангелина, я так благодарна, что вы присмотрели за моим сыночком. И за мужа благодарю. Теперь нам не придется расставаться. Женатые мужчины, конечно, никогда не бывали выбранными в хранители. Но мы что-нибудь придумаем, — Софири нагло подмигнула. — Еще я уговорила жрецов провести обряд раскаяния. Они согласились, в нашем случае совершенно бескорыстно, ради нашей семьи и вашего выбора.

Лину очень больно кольнули слова про семью. А ведь это правда, так и есть, они семья. Но она помнила свой сон. Она мысленно повторяла себе, что нет никакой любви. Сандр ни за что не вернется к жене. Видя как Микаэль смотрит буквально с обожествлением на свою маму, Лину душила ревность. Да! Ревность не только к мужчине, в которого влюбилась, но и к ребенку, к которому она успела привязаться. И было просто физически больно наблюдать, как Микаэль растаял от нескольких ласковых слов этой наглой обманщицы.

Черт, она к тому же очень красивая. Дальше мысли стали одна мрачнее другой.

“А Сандр также накрывал ее крылом? Конечно, и не только это, у них сын. Гадство, противное чувство — ревность. Словно раскаленное железо воткнули в грудь. Даже дышать больно и шею давит спазм. Неужели так сильно можно чувствовать?”

Лина опять увидела, как на руках начали просвечивать вены разноцветными всполохами. Ну нет, нельзя им показывать.

Глава 24

Сандр перенес артефактом себя и Димитрия уже поздним вечером. Димитрий не захотел более оставаться в месте своего добровольного заточения. Алисандр успел управиться до ночи со всеми делами и уже представлял, как обрадуется Лина. А он сам еще больше радовался скорой встрече. Был рад, что удалось так быстро вернуться. Он обязательно снимет себе отдельную комнату, чтобы соблюсти приличия, но ничто не помешает ему пробраться к Лине и опять греть ее своим крылом.

“Словно космос” — она так красиво сказала, что он сам в это поверил. Как же хочется поскорее обнять Лину и рассказать то, о чем узнал от Димитрия, познакомить их.

Сандр почти забежал в холл гостиницы, там он выяснил, что его спутники задержались в трапезной за полночь. Мужчина проследовал туда, но его улыбка мигом испарилась с лица, когда он увидел Софири.

Лина сидела вся на нервах, у нее получилось сдержать всплески магии. Но она не знала, как быть дальше. Уйти? Остаться? Остаться, чтобы побольше узнать о жизни Алисандра? Вон Софири как распинается, явно для призванной лигаты старается. Фоном звучали комплименты от белокрылого, который старался перетянуть внимание Лины на себя.

Аника тоже была в растерянности, но она умело поддерживала беседу с прибывшими, потому что Лина сидела и молча слушала. Аника даже со своим маленьким даром прекрасно ощущала, как Ангелина неуютно себя сейчас чувствует, но первой встать из-за стола должна именно призванная, а следующий по статусу, конечно, духовник. Но все уже поняли, что в планы белокрылого это не входит. А Лине просто некому шепнуть, что она может в любой момент прекратить ужин и не мучаться, слушая сомнительные комплименты от Ортего сидящего рядом.

Софири тоже быстро поняла, что призванная словно слепой котенок в этом мире. Она посмеивалась про себя над девушкой. От Софири не могла укрыться реакция девушки на ее слова про мужа и потому она старалась лишний раз ее поддеть, рассказывая выдуманные подробности про свой счастливый брак. Софири так умилительно было наблюдать за нервно сжимающими кулачками призванной.

“Влюбилась дуреха. И нашла же в кого, этот риннигат уже отработанный материал — пустышка.