неприятного осадка внутри себя. Но подобрать слов никак не могла. Они всегда разбегаются в самые нужные моменты. Я ждала слов и от неё — может хотя бы она лучше меня справится с прерыванием тишины в квартире? Но пока лучше всего с этим справлялись настенные часы, работающая стиральная машина и холодильник.
Через час пищащий звук оповестил меня о завершении стирки, и я пошла в ванную извлекать чистое бельё из стиралки. Открываю дверь. У зеркала стояла и красила ресницы Диана. Она недовольно скосила на меня глаза в отражении и пробурчала:
— По включателю могла бы и догадаться, что ванная занята.
— Могла бы и закрыться, если покраска ресниц такое интимное дело, — меня задевает её тон.
— Теперь тебя ещё и стучаться в дверь надо учить? — этот оттенок её голоса нравится мне ещё меньше. Начинаю злиться.
— И правильно Мих говорит, что ты душнила! Я всего лишь не посмотрела на выключатель! С каких это пор мы друг друга стесняться начали?
— С тех самых, когда моя личная жизнь разрушилась до основания! — она отворачивается от зеркала и смотрит теперь прямо на меня.
— До какого основания? Дурочка что-ли? Тебе изменил парень, который тебе был уже не интересен! Это просто задетое самолюбие!
— Зато с твоим самолюбием всё в порядке! — резкими движениями закручивает тюбик с тушью.
— Что ты сейчас имеешь в виду? — у меня возникает почти непреодолимое желание вырвать у неё из рук несчастный тюбик и швырнуть об стену. Лишь бы как-то сбросить накопившееся за три дня напряжение.
— А то не понимаешь! — голос Дианы становится ещё выше и громче. Она, словно зная о моих мыслях, убирает тюбик в карман джинс. Нарядных джинс. Просто это её любимые, и надевает она их только в особые случаи.
— А ты поясни.
Куда это она собралась?
— Два парня сразу. Не жирно ли будет? То мышь мышью, то вдруг коллекция «перчаток».
— Я же объясняла тебе уже. Мы снова по этому же кругу идём?
— И забудь про Колю — я не о нём речь веду! — соседи нас, наверное, уже ненавидят. Эхо повышенных голосов отскакивает от перламутрового покрытия настенной плитки.
— Я не заставляла тебя признаваться тому парню в симпатии, — говорю уже устало и тише.
— Уже не важно. Всё пропало, — Васильева, похоже, тоже выдохлась. Она вот-вот, мне кажется, заплачет.
— Что за драма? Я ничего не понимаю. Объясни же мне.
— Я так зла… — подруга всё же начинает плакать.
— Тушь потечёт. Успокойся, — совсем теряюсь. Не решаюсь подойти к ней и сказать толком ничего не могу.
— Как же я зла, — Диана снова поворачивается к зеркалу и осторожно, чтобы ничего не размазать, ватным диском утирает влажные следы от слёз.
— Я всё ещё не понимаю в чём моя вина, — говорю совсем уже тихо и спокойно.
— Я тоже. Точнее… — она прерывается всхлипом, но упрямо сдерживает новый поток слёз. Предложение своё заканчивать она не собирается.
— Куда ты собираешься? — перевожу тему.
— Хочу отвлечься. Да и нам с тобой нужен перерыв. С одногруппницами устраиваем девичник. Не теряй меня — прибуду завтра днём.
— Но завтра пятница. Как же пары?
— После пар прибуду. Не так выразилась.
— Понятно.
— Когда ты там с котом потеряться планируешь? — спрашивает уже успокоившись окончательно. — Случайно не завтра?
— Намекаешь на то, что и мне нужно где-то погулять?
— Ко мне родители хотят с ночёвкой приехать… Выручишь? Надеюсь, вы уже достаточно близки с Глебом, чтобы провести ночь в одной квартире? Если нет, то я что-нибудь другое придумаю или…
— Конечно. Без проблем.
— Спасибо, — она даже улыбнулась мне.
Почему я согласилась? Потому что вот буквально только что Васильева устраивала истерику, и я просто не смогла иначе. Похоже, ночь с пятницы на субботу пройдёт для меня несколько необычно. Но точно не у Пожарского дома — к такому повороту я совсем не готова. Придётся проситься к кому-нибудь другому. Но к кому?..
Глава 21. В поисках ночлега
Лина
Обернувшись туда, где должна была бежать Людмила, одновременно прикасаюсь ко лбу, чтобы вытереть выступивший пот и мысленно молюсь за то, чтобы со мной всё было в порядке. Сердце вот-вот выскочит из груди и продолжит бег уже без меня, еле переставляющей ноги. Они будто ватные. Физрук сегодня по особенному жесток с нами: какой по счёту круг мы уже бежим по освещённому полуденным солнцем спортзалу? Эта пара длится просто бесконечно. Ажинова плетётся в метре от меня и с трудом улыбается, качая головой. Она явно думает о том же, о чём и я. Мы обе ненавидим физрука. Петровича, как все его называют, сейчас спасает только то, что бежим мы последний заход и далее у нас десятиминутный перерыв с позволения его усатого величества. Но если кто и был против жёстких методов препода, то все об этом молчали, послушно выполняя указания ради начисления баллов для предстоящего зачёта. И это не просто моё нытьё. Ведь даже спортивный Михаил и некоторые другие парни из нашей группы как-то высказались, что предпочли бы наворачивать круги или стоять в планке под командованием кого-нибудь другого — желательно без отчества «Петрович». Мы даже на «Петровна» уже не согласны, если совсем уж говорить откровенно.
— Давай, Люд, догоняй, — почти умоляю подругу. — Всего три метра осталось!
— Чушь! — пыхтит она в ответ, но старательно делает шаги шире. — Ещё целых три метра! А не всего… Ох, я умираю, не могу уже…
Её красные щёки и прилипающие к ним тёмные пряди волос не оставляют сомнения в произнесённых словах. Ажинова равняется со мной, хотя и не без моего в том участия с намеренным замедлением. Последние выстраданные несколько секунд, и вот мы у финиша. Норматив выполнен — можно отправляться на скамейку отдыхать. Одна из них уже занята теми девочками, что прибежали вперёд нас. А вот все наши парни всё ещё скрипят подошвами кроссовок по потёртому деревянному полу — им на два круга дольше бежать. Нахожу взглядом Князева с Хомяковым и думается мне при виде их бодрых улыбок, что они-то в отличие от нас, живее всех живых.
— Ты как, в порядке? — сама почти задыхаюсь, но не могу не спросить.
— Я всё же хочу взять справку, прости. Это просто невыносимо. — Людмила со стоном садится на скамью, вытянув вперёд ноги. — Я к Петровичу больше ни ногой!
Её высокий хвост растрепался, делая весь вид девушки немного безумным. Да и отсутствие привычных очков, которые она снимает перед парой, превращают Ажинову в немного другого человека.
— Я бы
