Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
de Mundo (или Cosmæ Indicospleustæ Christrianorum opinio de Mundo, sive Topographia Christiana – в оглавлении), то есть «Христианская топография Козьмы, монаха египетского, или Мнение о мире христианском». Нетрудно догадаться, как уже само по себе это заглавие могло формировать представление о том, что именно так все христиане и мыслили. Во вступлении к этому изданию Монфокон (сам – бенедиктинец) ничтоже сумняшеся пишет, в частности, что большинство древних латинских авторов категорически не признавали сферичность216. Авторитет бенедиктинца придает вес речам Козьмы и создает иллюзию широкого влияния, очень далекую от реальности.
Так что миф о плоской Земле мог постепенно образоваться из более или менее произвольной путаницы, связанной с реальным церковным противостоянием гелиоцентризму и его космологическим следствиям, с преувеличенным влиянием воззрений Козьмы и с искажением сути спора об антиподах.
Веское слово Вольтера
Вольтер, пожалуй, принадлежит к числу тех, кто непосредственно виновен в известности Лактанция, отрицавшего в своих высказываниях существование антиподов, а заодно и шарообразность Земли; известности добавил и перевод «Божественных установлений» на французский язык в 1752 году. Самому Вольтеру важно было противопоставить изначальное наивное христианство суевериям и фанатизму, на его взгляд, характерным впоследствии для Церкви217. В случае с антиподами можно процитировать, как это передано в знаковой цитате из статьи «Материальное небо» в его «Философском словаре» (1764):
До чего занятно наблюдать, с каким презрением, с какой жалостью смотрит Лактанций на всех философов, которые за четыреста лет до него начинали постигать видимое движение Солнца и планет, шарообразность Земли, свойства жидкостей и неосязаемость небес, сквозь которые движутся по своим орбитам планеты. И хочет понять, «насколько переполнили эти философы чашу безумия, когда слепили из Земли шар и окружили его небесами»218.
В приписке, сделанной позже, Вольтер иронично уточняет, что в 1770 году французское духовенство «торжественно» постановило, «в восемнадцатом-то веке», цитировать Лактанция, словно это один из отцов Церкви, а ведь он всего лишь автор, «над которым потешались бы ученики Александрийской школы», если бы соизволили его прочесть. В следующей статье, названной «Небо у древних», он продолжает в том же духе, обращаясь, в свою очередь, к святому Августину:
Большинству народов, за исключением халдеев, небо казалось твердью; считалось, что Земля, устойчивая и неподвижная, с Востока на Запад на треть протяженнее, чем с юга на север; отсюда понятия долгота и широта, которыми мы пользуемся. При таком взгляде на вещи неоткуда взяться антиподам. Потому святой Августин считает мысль о них абсурдной; Лактанций же, которого мы уже цитировали, прямо так и говорит: «Неужто есть сумасшедшие, которые верят, что голова у людей может быть ниже ног?»219
В вольтеровском изложении взглядов Лактанция и Августина с явной – и, быть может, намеренной – неточностью передано то, как они описывали форму ойкумены и форму Земли.
Наконец, статья «Фигура или форма Земли» представляет собой своего рода vade mecum220по мифу о плоской Земле, адресованный последующим поколениям:
При том, что Платон, Аристотель, Эратосфен, Посидоний и все геометры Азии, Египта и Греции признавали шарообразность Земли, отчего же мы так долго полагали, что Земля в длину на треть больше, чем в ширину […]? Праведное почитание Библии, которая учит нас множеству столь необходимых и возвышенных истин, явилось причиной всеобщего заблуждения. В Псалме CIII встретилось нам, что Господь простер над Землею небо, как шатер […]. Святым отцам Земля виделась огромным кораблем, окруженным водами, у которого нос смотрит на восток, а корма на запад. В трудах Козьмы, монаха IV века, встречается географическая карта, на которой Земля той же формы. Алонсо Тостадо, епископ Авилы, в конце XV века заявляет в комментарии на Книгу Бытия, что представление о круглой Земле пошатнет христианскую веру. Колумб, Веспуччи и Магеллан не побоялись, что сей ученый епископ их отлучит, и наперекор ему Земля вновь стала круглой221.
Так Вольтер всерьез (и надолго) утверждает мысль о том, что отцы Церкви навязали всему христианскому миру, не исключая астрономов, теорию плоской Земли, и первым предлагает резюме, которое в следующем столетии перекочует во многие тексты: были Псалмы, был Козьма, а затем – скачок через несколько веков, когда ровным счетом ничего не происходило, Церковь безнадежно отстала, и вот наконец Провидение ниспослало нам мореплавателей, отважно бросивших вызов проклятиям священников и грозному океану. Так благодаря Колумбу, Веспуччи и Магеллану «Земля вновь стала круглой», вернее, стала таковой в глазах многих наших современников.
Впрочем, Вольтер не первый, кто допустил неточность (сознательно или потому, что поторопился, когда читал), говоря о взглядах Лактанция и Августина. Этим, как мы убедились, воспользовался Д’Аламбер, а Сирано де Бержерак в «Государствах и империях Луны» вложил в уста одного из персонажей такие слова об Августине:
Этот великий человек, ум которого был просвещен святым духом, утверждает, что в его время Земля была плоская, как кухонная плита, и что она плавала над водой, как апельсин, разрезанный пополам222.
Но здесь перед нами вымысел и диалог, в котором разящая и остроумная риторика пущена в ход вместе с коварством, что подчеркивает скорее забавный и совершенно нелепый образ. Тем временем Шарль Перро в своих «Параллелях между древними и новыми» действительно четко различает следующее: святой Августин «не сомневался, что Земля круглая», а значит, на другой стороне что-то есть, но был убежден, что на тех землях не могут жить ни люди, ни животные «из‐за морей, простирающихся на огромные расстояния, отделяя их от тех мест, где был сотворен Адам»223.
II. Церковь против науки
Столкновение религиозных учений и нового представления о системе мироздания, вполне реальное во время суда над Галилеем в XVII веке, стало для отмеченного непримиримым антиклерикализмом течения той призмой, сквозь которую анализировалась история науки и, если взглянуть шире, история цивилизаций. В самом деле, начиная с XVIII века, но особенно в XIX, католицизм словно вцепился в науку, и это, казалось бы, говорило о том, что критики того времени были правы, утверждая, будто позиция Церкви веками оставалась неизменной. Поэтому мысль, что отношения между наукой и христианской религией по своей природе бесповоротно антагонистичны, оказалась живуча в образовании и культуре западного мира. Нам предстоит рассмотреть, как выстраивался этот миф на протяжении XIX века, – а он выходит далеко за границы Франции. История «борьбы науки и Церкви» параллельно развивается в нескольких сюжетных линиях.
Американская история
В США этой борьбе посвящено множество книг – популярных, хотя
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
