заболела.
– Наверно, съела все продукты, которые ты ей с вечера унесла, вот и заболела.
– Не должна, – с сомнением произнесла Варя.
– Ты обязательно проверь… А я ведь зашёл сообщить, что с вашим колье всё в порядке.
– Ты его принёс? – обрадовалась Варя.
– Пока нет. Антиквар, к которому колье попало в руки, попросил оставить его у себя, чтобы лучше изучить. Это совсем ненадолго, только на время, пока я помогаю поставить сети на одну щуку. Зато потом вы будете знать настоящую цену своего колье, и вас не смогут обмануть ни в одном ломбарде.
– Спасибо, Костя, без тебя получить такую информацию нам было бы гораздо сложнее. Только сдавать колье в ломбард мы уже не хотим. Сегодня пришло письмо от дяди. Он пишет, что его вахтовая работа заканчивается. Скоро прилетит вертолёт и перенесёт их на Большую землю. И тогда дядя приедет за нами с бабушкой, чтобы увезти к южному морю. Ах, я об этом так мечтала!
– Приедет дядя? – встревожился Нырок, которому не улыбалась встреча с мироедом Треснорожевым.
– Он так написал.
– Когда приедет?
– Не знаю, скоро.
– Этого ещё не хватало. А что насчёт квартиры?
– Сказал подыскивать покупателей.
– Варя, давай напишем, чтобы дядя не приезжал. Или лучше напишем, что вы квартиру продавать не будете – он тогда сам не приедет.
– Ну что ты, Костя! Дядя едет не за квартирой, а потому что соскучился по нам. Ты его не знаешь. Иногда мне даже кажется, что это не дядя, а мой папа, такой он заботливый и добрый.
– Очень добрый, – пробурчал Нырок, вспоминая вытаращенные от злости глаза Треснорожева. – Просто Дедушка Мороз.
– Как бы я хотела встретиться со своим отцом, – мечтательно произнесла Варя, – я ведь его никогда не видела… А у тебя, Костя, где папа? Ты говорил, что он был артистом?
Нырок всё ещё приходил в себя в себя от услышанной новости.
– Мой папа? – спросил он рассеянно. – Да, иллюзионистом в цирке. А может, вышибалой в ресторане. Мать точно не знает, кто из них двоих был моим отцом.
– А вдруг сейчас твой отец ищет тебя? Как нашёл нас с бабушкой мой дядя.
– Последнее время меня ищет так много народа, что, возможно, среди них есть и мой отец.
– Скажи, Костя, а ты бы хотел иметь свою семью, свой дом?
– Зачем тебе это?
– Можешь не отвечать.
– Если хочешь, отвечу, – согласился Нырок. – У меня и сейчас есть дом – огромный, как мир, и с небом над головой.
– Как странно ты говоришь. И такой дом тебе нравится?
– Знаешь, один раз мне уже задавали этот вопрос.
– Кто? Какая-нибудь девушка?
– Нет. Ангел.
– Ангел?!
– Да. Я слышал, что ангелы иногда сходят на землю и беседуют с праведниками. Видимо, там наверху что-то перепутали, потому что ангел беседовал со мной. А может, я праведник и есть?
– А как он выглядел, этот ангел?
– На вид лет сорока, небритый, в помятой одежде, и от него сильно пахло перегаром.
Варя засмеялась.
– О чём же ангел с тобой беседовал?
– О семье. Вначале он, как и ты, спросил меня про дом. А услышав такой же ответ, лишь печально покачал головой.
«Тебе, Костя, нужна семья», – сказал он мне.
«Зачем она мне? – удивился я. – Мне и так хорошо. У меня есть свобода, деньги и нет проблем в общении с девушками».
«Некоторые люди ошибаются, когда думают, что спокойно могут прожить сами по себе, – возразил ангел. – Они считают, что ни в чём не нуждаются, а семья – лишь пережиток давнего прошлого. Мол, это раньше, когда мужчина шёл искать в лесу уснувшего мамонта, он хотел, чтобы дома находилась женщина, которая приготовит из доставленного мяса аппетитное жаркое. Мол, была необходимость в добывании пищи, с одной стороны, и в обустройстве и поддержании очага, с другой, а раз сейчас такой необходимости нет, то нет необходимости и в семье. Но разве только женщина умеет готовить жаркое? В армии, например, еду готовят мужчины. А есть женщины, которые стреляют значительно лучше сильного пола. Так пусть бы мужчины и женщины существовали двумя большими семьями».
Варя снова засмеялась.
– «Нет, – сказал ангел, – человеку свойственно иметь семью. Последние раскопки показывают, что уже на самых ранних стадиях развития, когда наши предки, как считалось совсем недавно, были сбиты лишь в полудикие племена, оказывается, люди жили семьями в современном понимании. И сейчас, как бы кто на словах ни гордился своей независимостью и свободой, на самом деле он хочет обычного семейного счастья, он хочет гармонии в жизни. Потому что семья – это не только ячейка общества, она – ячейка самого человека».
«А вдруг человек ошибётся в выборе? – задал я ему коварный вопрос. – И что, мучиться потом всю жизнь?»
«Зачастую ошибка – лишь форма удачи, – пояснил он мне, – просто мы не всегда об этом знаем. Никто не может утверждать, что жил бы счастливей, не соверши он того, что считает ошибкой».
«И всё равно, семью удаётся создать не всем», – заметил я.
«Все ли достигают гармонии? Конечно, не все. Но важно стремиться к ней. Стремиться, а не безвольно плыть по течению. Создание семьи, как и её сохранение, требуют больших усилий. Чтобы достичь гармонии, нужно трудиться. Такого труда хочет от нас Бог. Прислушайся к себе, и ты услышишь это».
– Я прислушался, – продолжал Нырок, – и, поскольку наступало время обеда, услышал, как у меня бурчит в желудке.
«Слышишь что-нибудь?» – спросил ангел.
«Слышу», – честно ответил я.
«Это говорит с тобой Бог».
«Думаю, это говорит со мной голод».
«Замолчи! – рассердился ангел. – Кто ты какой, чтобы рассуждать, каким образом говорит с тобой Бог? Да будет тебе известно, что он и говорит с человеком через голод, только голод этот бывает разного свойства!»
«И что же Бог хочет мне сказать?»
«Он хочет сказать, чтобы ты свою безразмерную жилплощадь поменял на более компактную квартиру, и чтобы в этой квартире тебя кто-нибудь ждал!»
– С тех пор, – закончил Нырок, – я ищу подходящий жилищный обмен, ибо кто я такой, чтобы противиться Богу?
Нырок смотрел вперёд на дорожку, но, казалось, не очень отчётливо видел происходящее. Его, как случалось иногда, вдруг охватили то ли неясные мечты, то ли полузабытые воспоминания. Это были обрывки ощущений, запахов и смутных видений, о которых он не мог сказать ничего определённого – в действительности они имели место или только привиделись? Вот на полу насыпаны свежие яблоки, и от них распространяется душистый сладкий аромат; ещё пахнет сваренной молочной кашей и немного доброй вислоухой собакой, разлёгшейся на подстилке;
