топором развернулся, вскидывая оружие, готовый нанести разрубающий удар сверху. Порез тирана — так полушутя называли его старые воины Единства, высмеивая тех мёртвых королей, чьи головы и королевства достались Императору. Это был конец жизней. Сигизмунд прочитал и встретил удар, отклонил и атаковал в ответ... и никуда не попал. Воин уже шагнул мимо него, изменив захват оружия и рубя. Навершие топора ударило Сигизмунда в бок. Броня прогнулась. Ещё один удар пришёлся в тыльную часть ноги. Затем воин с топором отступил, и появилось размытое пятно стали, когда на него двинулся Эрудей с двумя шипевшими клинками.
Сигизмунд отпрянул, но острие просвистело по его щеке. Брызнула кровь. Следующий режущий удар уже приближался, и меч поднялся ему навстречу. Стальной поцелуй. Он видел, как губы Эрудея растянулись в оскале, блестя хромированными зубами. Сигизмунд развернулся, освобождая пространство, одна рука слегка отпустила меч, другая схватила Эрудея за предплечье и…
На лбу Сигизмунда открылся широкий порез. Кровь залила глаза. У него было мгновение, прежде чем Эрудей подсунул руку под его плечо и вывернул, и он падал, и он знал, что следующий удар сломает его. Он сталкивался с воинами и врагами, но никогда с такими, как эти. У него ничего не было. Он был пуст, пустота в облике мальчика, а затем воина, ищущего причину, чтобы стоять. Он проиграет, здесь и сейчас, как и все остальные, как он и предполагал.
Он падал, и когда он ударился об пол, он знал, что если поднимется, то будет падать снова и снова. Вся сила, данная ему, всё мастерство владения оружием и уроки десятилетней войны ничего не значили. Даже если и был способ пережить этот момент, порезы и удары никогда не закончатся, пока он не будет сломлен, пока этот круг мечей не найдёт правду…
«Найди правду, и тебе больше ничего не понадобится».
Он ударился об пол. Дыхание вырвалось из лёгких. Мгновение замедлилось. На секунду ему показалось, что он слышит шум корабля, там, за скрежетом силовой брони и звоном стали. Медленный пульс, вселенная вращается по своей вечной дуге, секунда за секундой. Меч в руке. Клинок оттягивает руку.
«Они учат нас тому, кто мы есть. Вот почему они существуют».
Дыхание втянулось в лёгкие.
Он увидел Аппия, смотревшего на него из воспоминаний о тренировочном зале, полуулыбку, мерцавшую в глазах воина.
«По одному разрезу за раз. Вот как мы создаём вечность — делая следующий разрез».
Он поднялся. Эрудей стоял перед ним, сабля воина казалась мерцавшим пятном на периферии зрения.
Сигизмунд рассёк.
Меч ударил Эрудея по горжету. Посыпались кусочки жёлтого лака. На мгновение он пошатнулся, рассекающая атака его клинка сбилась, а затем Сигизмунд двинулся на него, рубя снова и снова, заставив Храмовника рухнуть на палубу. Мелькнувшее движение на краю поля зрения, и он уже поворачивался, когда на него наступал ещё один из круга, моргенштерн поднимался по дуге. Меч уже двигался, уже рубил, прежде чем шипастый шар врезался бы в череп. Он видел свечение в окулярах воина. Навершие моргенштерна опускалось, обещая забвение. Меч скользнул вперёд.
Клинок ударил в переднюю часть шлема воина. Левый окуляр разлетелся вдребезги, лицевая панель смялась, и Сигизмунд снова атаковал, наносил мощные удары, когда приближался следующий воин, и следующий, и внутри он чувствовал, как меч движется вместе с ним, смертельная тень его воли. Ничто не существовало вне этого настоящего, вне досягаемости клинка и правды его разреза. Следующего момента не было, только настоящее, отсекаемое от будущего одним ударом за раз. Лица и оружие менялись; он чувствовал, как его бьют, чувствовал запах и привкус крови во рту, но это были фантомы, исчезающие призраки.
Затем наступила просто тишина. Он огляделся в поисках следующего противника, но его не было.
Эол стоял перед ним с двуручным мечом в руке. Магистр Храмовников отступил, не отрывая взгляда от Сигизмунда. Затем он поднял меч в приветствии и положил его на плечо.
— Ты можешь пройти, Сигизмунд.
Медленно, ощущая тупую боль от полученных ударов на краю движения, он опустился на колени. Он поднял меч. Рябь на стали клинка переливалась в свете факелов. Мысленно он подумал о безымянном кузнеце, которая вложила в сердце оружия простую мечту о единстве и надежде. Он закрыл глаза и прислонился лбом к клинку. Затем он встал и переступил порог.
— Я был на Первом Солнечном конклаве, — сказал Фосс. Экран его планшета на мгновение помутнел. Он нахмурился и стал включать и выключать дисплей. — Не официально, конечно, но зато благодаря влиянию вашего лорда отца и ещё нескольких человек. Я до сих пор помню Льва Калибана, вошедшего в Инвестиарий, падавшие с неба замёрзшие лепестки, костры середины зимы в бронзовых клетках на каждой стене и башне по всему Дворцу. Я даже разговаривал с Террагаазом ночью перед... ну, перед тем, что случилось. Когда вы находитесь в такие моменты, вам кажется, что всего на мгновение вселенная вращается вокруг вас. В вашем рассказе подчёркивается, что то, что важно, не всегда замечается историей или, по крайней мере, не замечается сразу. Ваше испытание в Круге Клинков тогда было незначительным событием, но теперь оно становится событием, когда великий герой Великого крестового похода взял на себя часть своей роли в происходящем — чемпиона, защитника, повелителя мечей.
— Правда часто невидима, — сказал Сигизмунд, — вот почему мы должны следовать за ней, когда находим её, вот почему мы должны бороться за неё. — Он указал на инфоперо и планшет Фосса. — Вот почему у нас есть летописцы и свидетели истории.
Фосс издал тихий смешок:
— Должен признаться, что иногда я задаюсь вопросом, какие события происходят прямо сейчас, которые кажутся нам пустяками, или, возможно, мы даже не знаем о них, но для будущих эпох окажутся колоссальными.
— Такие моменты всегда есть, — сказал Сигизмунд. — Иногда нам даже посчастливилось увидеть их и сделать выбор.
— Выбор... что-то, что возникало несколько раз, милорд, но не часто бывает выбор в том, кем вы станете, не так ли? В том, чтобы быть чемпионом легиона и вашего лорда
