он чувствовал себя беззащитным. Краем взгляда ловил приподнятые плечи Треллина в странных сучковатых крагах и развернутые конечности инсектоида. Рассматривать их желания не возникало, — наверняка могли стрелять смертельным ядом.
Двигалась их тройка не слишком быстро, перемещаясь с уровня на уровень: то над самыми крышами, то соскальзывая по высоте зданий, то прижимаясь к тротуарам. Полет завораживал. Ларский никогда не посещал пустых городов. А этот раскрывался таким чистым, светлым, сияющим, как красавица на первом балу. Свежие черепаховые крыши, лаковые перегородки розовых высоток, изгибы украшенных портиками флоотиров, белоснежные юбки тяжелых, распластанных у земли дворцов, золотые короны на шарах бизнес центров. Не город, а новый музей под небом, только ленточка еще не перерезана, и при этом ни души. На улицах нет никаких человеческих следов: ни брошенных упаковок, ни сорванных цветов, ни пустых бокалов под крышами беседок. Не увидишь даже лужицы от разлитого уличного кофе. Отсюда точно никто и никогда не эвакуировался. Любая эвакуация буквально выносила потоки домашнего хлама на тротуары. В нем барахтались роботы-уборщики, беспомощные и потерянные среди всеобщей паники.
— Что здесь произошло?
— А ты догадайся, следователь?
Самое время и место для дурацких загадок. Стукнуть бы его чем-нибудь тяжелым. Хотя, если подумать, тут дело не в издевках, а скорее в желании получить версию без наводок и подсказок. Треллин ждал свежего впечатления, и Ларского охватило нехорошее предчувствие. Они методично, квартал за кварталом, облетали нечто неправильное. Первая мысль о том, что этот город собираются защищать, сменилась на прямо противоположенную — его хотят уничтожить и именно для этого потребовались могущественные союзники.
— Город не настоящий, так?
— Я бы сказал сказочный аттракцион. Земля чудес со смертельно опасным фоном.
Голос Алекса звучал непосредственно в голове.
— Рой скорбит над грядущей потерей красоты. Утраз сохранил бы ее под прозрачными льдами.
Ларский вздрогнул: скорбь союзника больше походила на каленую ненависть.
— Шутишь, командир? Для вашей расы красиво — это когда нет ничего лишнего. Выжжено и вычищено.
Панибратский тон Алекса порождал ползучий холодок вдоль позвоночника. Или дело в змеях адского скафандра?
— Ничто не должно нарушать гармонию, рядовой. Здесь пусто — уже хорошо. Но ровное сияние — высший замысел.
Таракан выплюнул ледышки вместо слов, и сразу же заскрежетал на разные лады. Словно внутри чудовищной головы были спрятаны разнокалиберные жернова. Выслушав все мерзкие звуки, Алекс заржал, как конь. Таракан загрохотал еще громче. Ларский не сразу понял, что оба радуются собственным шуткам. Слов нет, — веселуха.
Воинствующие эстеты с легкостью оформят в совершенную гладкость всех, кто не успеет унести ноги. А Треллин, судя по лихому придурковатому виду, собирался оставаться в эпицентре очистительного творчества. Эти двое вообще гармонично смотрелись. Хотя по факту ничего удивительного, что человек и инсектоид оказались в одной лодке. Ведь стремление к экспансии вселенной проявлялось только у двадцати процентов населяющих космос рас, и в авангарде этой двадцатки твердо держались слабенькие людишки и эти… любители перекусить кремнием, цинком и аммиаком. Или устроить себе кислородную чистку на Венере. Хитиновый пилинг. Зверюги центрифугировали там кислоту, получали вязкий кислород и ныряли. Потом три недели могли находиться на Земле, не блокируя убойный запах — надобности не было.
— Ты спрашиваешь, что произошло, Ларский. Этот город сделали кристаллы.
— В смысле сделали?
С трудом удалось вынырнуть из мыслей об инсектоидах. По соседству с этими чудовищами разум неизменно глючил, тянуло на заунывное человеческое философствование.
— Они его уничтожили и возвели заново.
— Но зачем?
— Глаза и мозговые нити подскажут ответ, — информировал инсектоид, — если они помнят нашу встречу на лунном курорте, Никита Сергеевич.
Только сейчас до Ларского дошло, что с подачи Треллина он оседлал самого Маршала Роев. Холодок вдоль позвоночника обратился в ледяную иглу.
— Прекрасно помню, уважаемый МихМих.
— Рад. Тогда вот ответ на вопрос «зачем»: убогое обратить в совершенное.
— Мы в сердцевине вражеского войска, — нагло встрял Алекс. — Все, что ты видишь, — кристаллы.
— Город из корунда?
— Здесь больше всего изумруда.
— Мы тени смерти в отблесках бериллов, и твёрже изумрудных граней жажда красоты, — проскрежетал МихМих, сделал паузу и добавил: — Славная строка певцам грядущей победы роя.
— А победим? — ядовито спросил Алекс.
— Сомнений нет. Камень оплавится под мощным огнем славного роя. И ты вкусишь ярость на моей спине. Вместе будем скорбеть и убивать.
Скорбеть, слагать песни и убивать — все в традициях храбрейших с планеты Утраз.
— Я готов, мой командир! — хохотнул Треллин. — А ты, Ларский, пока мы не начали вкушать ярость, смотри во все глаза, лови впечатления и думай прокурорской головой, а не задницей, черт тебя подери. Зачем эти твари, уничтожив город, построили новый? Он почти такой же, но есть отличия. Главное, здесь никто не погиб. Эвакуация прошла полностью и быстро.
— Полностью. Удивительно. Город, как я понимаю, не самый современный, и весь на земле.
— Все верно. Флоотиров было не много и они благополучно разлетелись, все цельные строения люди покинули. Но даже пустой, город кристаллы атаковали и разрушили. А потом, за одну ночь, руины исчезли. Твари поглотили их и создали то, что ты видишь.
— Еще где-то подобное происходило?
— Насколько знаю, нет. Но это у тебя должен быть доступ к такой информации. Я тебя дернул, чтобы ты своими глазами все увидел, пока готовится армейская операция.
— Хорошо бы сопоставить Алма-Ату до атаки и сейчас.
— Как МихМих здесь закончит, сопоставишь.
Каким был этот город и каким стал. Какими были все мы. Раньше, совсем недавно и жутко давно. Полеты над погибшими городами — просто проклятие Ларского в этой войне. Жизнь, которой больше никогда не будет даже если они победят.
Ресифи, Рио, Мехико, Алма — Ата — все, конечно, отстроят заново. Возведут совершенные подделки, лучше, краше, светлее и чище. Люди так делают из тысячелетия в тысячелетние, а потом забывают истинное прошлое и гордятся историей фальшивок. Ведут летопись жизни своих городок и вымарывают хронологию их гибели. Раз за разом сбегают в выдуманный мир. Созданные отражения, зеркальный лабиринт, в котором вечно бродит человечество. И кристаллы стремятся к тому же. Свежий слепок прошлого. Посмертная маска. Только в этом случае для города и люди не нужны. Кристаллы сами и люди, и города.
Предчувствие догадки скользнуло совсем рядом, Ларкий замер, прекратил дышать. Нет, ушло.
Все эти безумные дни на земле и в воздухе, среди руин или на периферии боя он надеялся найти подсказку. Тешил себя иллюзией, что она расставит на свои места причины и следствия, сделает очевидным необъяснимое. В античности следователи, чтобы раскрыть дело, старались проникнуть в ход мыслей преступника. А если подозреваемый —
