Майя со всей силы потрясла головой, надеясь, что Мудрус выскочит оттуда, но из головы ничего не выскакивало.
«Я, конечно, верю в тебя, только вряд ли у тебя енто получиться. Закружиться голова, упадёшь, ударишься, получишь сотрясение мозга. Тебе енто надо? Не надо!»
«Зачем ты влез в мою голову?»
«Ты открыла камень – ты получила, что хотела – меня! Ты же не задаёшь глупые вопросы джину, когда выпускаешь его из бутылки.»
«Ты исполняешь желания?»
«Пффф, нет. Я знаю ответы на все вопросы…»
«Тогда ответь, где моя мама!»
«Ты уверена, что ентот ответ тебе понравиться?»
«Она умерла?»
«Мммм… и да, и нет.»
«Как это?»
«Медеи окта Малахиты больше не существует, но твоя мать всё ещё жива.»
«Говори яснее.»
«Яснее формулируй свои вопросы, дурище!»
«Моя бабушка жива?»
«Твоя бабушка умерла, но… ты её еще увидишь.»
«Она теперь привидение?!»
«Сама ты привидение! Там всё слишком сложно для твоих мозгов, дурище! Поживёшь увидишь.»
«А мой папа тоже умер?»
«Он жив.»
«Где он? Как я могу его найти?»
«Тебе его искать не надо!»
«Может я сама разберусь, что мне надо, а что не надо.»
«Он сам тебя найдёт. Скоро.»
«Ты очень умный! – съязвила Майя, – самое мудрое существо на свете, которое отказывается отвечать на мои вопросы.»
«Издержки профессии.»
«Почему Катрина тебя не слышит, если умеет читать мои мысли?»
«Потому что, можешь сказать мне спасибо, я заблокировал ей доступ в твои мысли и в твою душу, дурище. Теперь вы две самостоятельные личности, каковыми и были до срастания!»
Катрина продолжала возиться с осколками изумруда, пока мальчишки испуганно перешептывались о чем-то своём.
Вдруг прогремел взрыв, раздался древесный треск и обвал. Никита переглянулся с Аскольдом. Двери химической распахнули и отлетели настежь.
– Ядоязыкие! – пискнула Майя, и шмыгнула под стол.
Но это были не ядоязыкие. Это были два мощных каменных щупальца из узорчатой темной породы малахит. Они извивались и барабанили по полу, будто живые, а не каменные. Со стен попадали шкафы, вдребезги разбились склянки.
– Что это за чертовщина! – закричала Катрина, глядя на брата.
Никита рванул прочь, но щупальца цепко схватили его в свои объятия и уволокли прочь. Никита кричал и ругался, как сапожник.
Вскоре всё стихло. Катрина повернулась к Аскольду. На физиономии Аскольда не было лица.
– Она всё-таки до него добралась, – сказал он с такой интонацией будто Никита отправился на тот свет.
Глава 17:
Татьяна
Аскольд долго не хотел рассказывать. Он мялся, отводил глаза, твердил, что он дал Никите слово Л’Воробьёвых, что не раскроет тайну, но Катрина его расколола.
– Я сам знаю немногое. У Никиты в перерывах между Селестой была…
– Девушка?
– Не девушка… у нее проблемы с социальной ответственностью… но это не мешало им… нууу…
– Избавь от подробностей!
– Я знаю, что её зовут Татьяна и что она живёт в районе Рынка Девяти торговых площадей.
– Никита с дуба рухнул? Он связался с девушкой, которая фактически находиться в изгнании?
– Что за Рынок Девяти торговых площадей? – спросила Майя.
– Рынок Девяти – пояснил Катрина, – это нейтральная территория. Она не принадлежит ни Полозу, ни Полуночнику. Там не действуют ни правила, ни законы. Там царит хаос и разруха. Там вечные грабежи и разбои. Там можно купить что угодно и кого угодно. Это своеобразный проход в земли Полоза из Подземельного мира, с поправочкой, что, ступив на земли Полоза тебя не пустит обратно в Нижнебург охрана. Ни одна девушка с хорошей репутацией там жить не будет!
– А я не говорил, что у неё хорошая репутация, – ответил Аскольд.
Рынок Девяти находился на окраине Нижнебурга на левом берегу реки Авен. Река Авен была второй рекой, на которой стояла бывшая крепость, ныне город Нижнебург. Теперь крепостные стены окружали только центральную часть города, в ней находились деловые и промышленные центры, там заседало правительство. Там практически никто не жил, за исключением Горностаевых. Если Аквопрак была бурлящей рекой кипятка – Авен была потоком огненной лавы. В редких омутах, на крутых поворотах из лавовой глади выступали горы-вулканы, которые то и дело извергались, позволяя лаве выплескиваться на набережную и обдавать волной расплавленного камня и метала башни и старые стены когда-то крепости Нижнебург.
Дом Татьяны они нашли легко, спросив дорогу у нескольких посетителей барахолки. Здесь все старались завернуться поглубже в плащи, чтобы остаться незамеченными и неузнанными.
Оказалось, Татьяна жила не просто в какой-то избушке, а в настоящем дворце. Её Нефритовый особняк украшали керамические изразцы с диковинными птицами и зверьми, маленькие плитки с золотистыми узорами. Во внутренних двориках слышался шум фонтанов. Окна обрамляли арочные проёмы, покрытые затейливой каменной резьбой. Весь особняк напоминал собой узорчатый вязаный шарф. Однако он не выглядел для Майи приветливым. Изобилие зелёного и чёрного пугало, за его стенами мерещилась опасность, будто сейчас должна была выпрыгнуть стая львов, тигров или драконов, разорвать в клочья или испепелить дотла.
У парадной словно два швейцара, угрожающего вида двухметровые амбалы. Они будто были сотворены из мощных замшелых валунов. Но это не мешало им размеренно дышать. Лица их скрывала плотная тёмная ткань, перекинутая от одного уха к другому. Майя попыталась разглядеть глаза охранников. В узкой щели не было ни зрачков, ни глазных яблок, ни век, ни ресниц, ни бровей, ни кожи – только чёрная пустота. Каким-то шестым чувством Майя догадалась, что стражник смотрит на неё, и, густо покраснев, опустила глаза.
Ребята беспрепятственно вошли в Нефритовый особняк. Амбалы даже не попытались им помешать. Особняк, казалось, пустовал. Ребята пошли наобум. Они прошли несколько двориков с фруктовыми деревьями, чьи стволы были выточены из камня змеевика. Меж ветвей сновали огненные птицы, над цветами вились пчелки-искры. Даже трава под ногами была выточена из камня. Между травинок копошились ящерки-искорки. Посреди пруда из земли вырывался фонтан-гейзер.
Пройдя эту диковину они попали в комнату, которую можно было назвать рабочим кабинетом. По всей комнате валялись свитки и перья, пахло воском и свечами, а из мебели помимо ваз с цветами был стол на резных ножках, вырезанный из позеленевшего мрамора. Здесь всё было зелёное, выпиленное из малахита или корольковой меди.
