Воды мне тоже хватило. Тем более что в бадье с кипятком я обнаружила крепкий травяной настой, от которого и телу стало легче, и волосы сделались блестящими и послушными, как после хорошего кондиционера. Может быть, Левушка, не пройдя шаманского посвящения, духов-помощников пока не имел, но в травах толк знал. Или же тонкий мир слави с каждым новым нехитрым действом нам становился ближе.
После бани я оделась в найденную возле шайки и веника длинную, в пол, рубаху, подпоясалась узорчатым поясом и вернулась в избу, морально готовясь есть гнилое варево, которым нас решил потчевать дед Овтай. Вот только, войдя внутрь, я не почувствовала даже намека на плесень. От горшка, который уже стоял на столе, исходил добрый аромат хорошо разваренной крупы, топленого масла и каких-то пряных трав. Дед Овтай на правах хозяина зачерпнул первую ложку, и мы последовали его примеру. Такой вкусной каши из печи я давно не пробовала. Иван ел так, что за ушами трещало. Левушка одобрительно кивал, не забывая зачерпывать в свою очередь. Все-таки после завтрака прошло немало времени.
— Скажи честно, как ты сумел поменять крупу? — приступила я к Левушке, когда мы, прибрав со стола и вымыв горшок, устраивались на ночлег, разложив на лавках овчины и пахнущие травами тюфяки.
Лева глянул на меня с искренним недоумением.
— Мы ели только то, что вы с дедом наварили. Я просто немного трав и масла добавил.
— А что он говорил про какие-то давние дела? — придвинулся к другу Иван. — Будто мы с тобой в чем-то виноваты.
— А ты не помнишь? — удивился Левушка, и в глазах его всколыхнулась застарелая боль, какую я всегда примечала, когда он говорил об отце, погибшем при странных обстоятельствах еще в лихие девяностые.
— Хватит там балакать, — прицыкнул на нас с печки дед Овтай. — Ложитесь спать. Утро вечера мудренее!
Глава 9. Молочная река кисельные берега
Всю ночь мне снилось, что по двору вокруг избы с глухим урчанием, ступая косолапо, но мягко, ходит огромный косматый медведь, или даже два. Потом помнилось, что в притулившейся во дворе маленькой кузнице разожгли огонь, до самого света стучали молотом по наковальне и что-то отливали в тигле явно из лунного серебра, закаляя не водой, а настоем чертополоха, калины и дубовой коры.
Утром меня разбудили мерный стук дерева о дерево, топот и азартные возгласы. Вскинувшись в испуге в пустой остывшей за ночь избе и выглянув в сквозь крошечное косящатое окошко, я обнаружила, что Лева и Иван, босые и в одних исподних портах, носятся по двору с деревянными мечами.
Я, конечно, знала, что Левушка, много лет занимавшийся в нашем ансамбле, основами фехтования владел, во время показа казачьей программы выходил вместе с другими парнями плясать и с шашкой смотрелся лишь менее убедительно, нежели Никита с каролингом. Но одно дело салют или даже боевая стойка, а другое — реальная тренировка с отработкой засечных, подплужных или вертикальных ударов. Да и когда этим искусством овладел мой Иван, который хоть на раскопках и общался с папиными студентами, но все эти игры в историческую реконструкцию считал глупым ребячеством и уходом от насущных проблем?
Какое-то время я оторопело-восхищенно следила за спорыми движениями двух поджарых тренированных тел, не зная, на кого больше любоваться — на брата или на Левушку. И почему мне казалось, что Иван и его друг засушенные астеники? Конечно, в плане рельефа оба проигрывали Никите, но они ж не на соревнования по бодибилдингу собирались. При мысли о том, для каких целей тренируются добры молодцы, внутри у меня все смерзлось, словно из теплой приветливой избы я угодила в темный сырой поруб. Невольно вспомнился харалужный клинок, который для кого-то ковал дядя Миша. Никита проверку не то что не прошел — даже не попытался. А про Левушку кузнец сказал, дескать, ему меч и вовсе не нужен.
Впрочем, уже через миг эти тревожные размышления вытеснили более прозаичные и земные заботы. Парни после такой забавы наверняка придут голодными, а кашу мы доели еще вчера. Поскольку деда Овтая ни в избе, ни снаружи не было видно, я спешно привела себя в порядок, собрала косу и занялась хозяйственными хлопотами.
Печь в избе растапливать я не стала, поскольку день стоял погожий, а на улице я еще давеча нашла некое подобие летней кухни под навесом и со вместительной плитой. В давешнем ларе с плесневелой крупой лежало доброе, хорошо просушенное зерно, а рядом с ним на полке обнаружились крынка простокваши, бутыль постного, явно льняного масла, лукошко яиц и жбан меда. И где это добро дед вчера прятал? Так, глядишь, еще и скатерть-самобранка в комплекте с чудо-меленкой отыщутся.
Небольшую ручную мельницу я и в самом деле в том же бабьем закутке нашла, а на плите в летней кухне с явным намеком стояла гигантских размеров сковородка. Блины на такой, конечно, испечь непросто, но какое-то подобие оладушек или гречишных лепешек можно. Набрав пару стаканов крупы, я, вспоминая науку бабы Фроси и занятия по истории народной культуры, сначала засыпала ее в ступу, чтобы очистить от шелухи (и как только я ее вчера без дополнительной обработки сварила). Потом смолола на ручной мельнице и замесила на простокваше тесто.
Когда я снимала со сковороды вторую или третью партию, откуда-то подошел дед Овтай. Принюхался, поводя из стороны в сторону своим выдающимся носом, потряс бородой, сцапал и отправил куда-то в недра рта один оладушек и одобрительно кивнул.
— Шустра, девка, не только песни горазда петь.
К тому времени, когда я накрыла на стол, взмыленные, но, видимо, довольные результатом Ваня и Лева закончили тренировку и, умывшись у колодца, вернулись в избу. Памятуя вчерашнюю кашу, которую умяли в один присест, я напекла побольше. Но то ли парни умотались, гоняя друг другу по двору, то ли простокваша и мед, которыми дед Овтай дополнил мою выпечку, утоляли голод куда лучше злаков. Хотя все ели с аппетитом, примерно половина осталась в плошке.
— Вот и хорошо, — кивнул дед Овтай, доставая откуда-то берестяной коробок и ловко упаковывая остаток. — В дорогу захватите, да еще крупы моей с собой возьмете, чтобы киселя нахлебаться не захотелось.
— Это на Молочной-то реке? — уточнил Левушка.
Дед с удовлетворенной улыбкой кивнул.
— А что не так с этим киселем? — удивился Иван, который, к радости мамы и поваров школьной столовой, это архаичное блюдо любил и никогда не отказывался от добавки.
— Кто его вкус узнает, память о прошлом утратит и
