Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
В немалой степени лоббистам помогли выборы в Иране в 2009 году. После массовых протестов в стране ужесточили контроль за интернетом. В результате жители начали повально скачивать UltraSurf и FreeGate. В Вашингтоне антииранские настроения разделяют как республиканцы, так и демократы. В прессе протесты все чаще называли Twitter-революцией, что играло на руку поборникам свободного интернета. В июне 2009 года влиятельный консервативный публицист Эндрю Салливан разразился серией постов на сайте журнала The Atlantic. Салливан когда-то поддерживал войну в Ираке, но потом стал резко критиковать ее, а также прославился поддержкой псевдонаучных расовых теорий на страницах журнала The New Republic. По поводу ситуации в Иране он писал, что Twitter стал критически важным средством организации сопротивления231. В интервью National Public Radio (NPR) журналист Wall Street Journal Йохи Дризен пошел еще дальше, заявив, что эта [революция] не состоялась бы, если бы не было Twitter232. Бывший советник по нацбезопасности при Джордже Буше-младшем Марк Пфайфль даже предлагал номинировать Twitter на Нобелевскую премию мира233.
Трудно не согласиться с тем, что, если бы не Twitter, миллионы людей на Западе так и не узнали бы о протестах в других странах или просто не заинтересовались бы ими. Однако на месте событий Twitter в целом мало на что повлиял. Развенчивая миф о Twitter-революции, журналист Евгений Морозов писал: на момент начала протестов пользователей Twitter в Иране было менее 0,027 % населения, а большинство популярных иранских аккаунтов в Сети принадлежали представителям иранской диаспоры. В своих твитах они пересказывали, что им присылали родственники и друзья с места событий. Да, с помощью Twitter распространялась информация о протестах, но главным образом на Западе и на английском языке. В самом же Иране протестующие говорили на фарси и пользовались более традиционными методами для связи друг с другом, население в своей массе вообще никак не следило за происходящим в Twitter234. На эти факты никто не обратил внимания. Через несколько месяцев после того, как протесты стихли, в Wall Street Journal вышла колонка редактора, где утверждалось, что один Twitter сделал больше для свержения режима в Исламской Республике, чем все годы санкций, угроз и переговоров в Женеве, вместе взятые235.
Были в Иране и те, кто следил за социальной сетью, – цензоры. С самого начала они с подозрением отнеслись к этой компании из Кремниевой долины, которую ведущие западные медиа считали вдохновителем и администратором протестов, охвативших страну. И эти подозрения вполне оправдались, когда один молодой сотрудник Госдепа допустил серьезную ошибку. Джаред Коэн написал основателю Twitter Джеку Дорси по электронной почте и попросил его отложить плановые профилактические работы, которые предполагали отключение сервиса на несколько часов. Еще более необъяснимыми выглядят дальнейшие действия Госдепа: заместитель госсекретаря по связям с общественностью Пи Джей Краули в интервью New York Times говорил: «Мы просто обратились к ним и сказали: “Сейчас в Иране непростое время. Кажется, Twitter играет в этих событиях не последнюю роль. Можно пока не отключать сервис?”»236
Если к тому моменту существовало предположение, что в иранских протестах не обошлось без участия США, то после признания Госдепа в использовании своего влияния с тем, чтобы не дать Twitter уйти на профилактику, подозрения перешли в убежденность. Это дало цензорам в Тегеране, Пекине и других столицах повод еще раз заявить: «смотрите, этим американским соцсетям нет никакого доверия». Нобелевская премия мира не досталась Twitter237, Махмуд Ахмадинежад во второй раз стал президентом Ирана. Тем не менее осязаемый результат у воображаемой Twitter-революции и ее сторонников на Западе все же был: они предоставили интернет-цензорам по всему миру весомое оправдание их деятельности. В итоге под блокировки попало множество социальных сетей и других сервисов, в том числе и те, с помощью которых недовольные могли бы самоорганизовываться и устраивать акции протеста.
Twitter-революция наглядно показала, какие опасности таит в себе прямое вмешательство государства – особенно если это США – в борьбу за свободный интернет. Существование интернет-цензуры часто оправдывается тем, что иностранные технологии и сервисы угрожают национальной безопасности, поэтому их следует блокировать так же, как и террористические организации. Это означает, что борцам за свободный интернет, выступающим за технологии, потенциально опасные для автократических режимов, нужно следить, чтобы противникам не показалось, будто борцы преследуют интересы других государств. Интернет – не орудие американского империализма, однако это не мешает другим людям так его позиционировать.
В случае Китая прямое американское финансирование попыток «Фалуньгун» обойти Великий файрвол могло повредить делу борьбы за свободный интернет даже несмотря на чудовищные репрессии и непрекращающуюся кампанию по очернению движения. Судя по всему, в Вашингтоне со временем это тоже поняли: то ли риск был слишком велик, то ли не хотели и дальше злить китайских коллег. Ся прекрасно понимал, чем это чревато.
После событий в Иране мощный потоков финансирования FreeGate и UltraSurf начал иссякать. Согласно официальным документам, последний контракт правительства США с GIFC истек в 2016 году. «В последние годы наше сотрудничество прекратилось», – говорит Ся. К несчастью для него и пользователей его разработок, финансирование интернет-цензуры, напротив, увеличилось, и теперь пользоваться FreeGate в Китае очень сложно.
FreeGate и UltraSurf не раскрывают точные данные о количестве пользователей. По собственному опыту и общению в среде борцов за свободный интернет я могу сказать, что количество людей, которые пользуются этими сервисами для доступа в интернет в Китае, снизилось, хотя эти программы до сих пор популярны в странах с менее совершенными файрволами, вроде Ирана и других ближневосточных государств. За последние десять лет пользователи в Китае все чаще выбирают для обхода блокировок виртуальные частные сети (VPN). В стране наблюдается настоящий бум коммерческих средств, предлагаемых пользователям, которые не хотят, чтобы за их активностью в интернете следило государство или работодатели. У VPN есть проблемы с обходом цензурных ограничений, к тому же по мере развития Великого файрвола их надежность неуклонно падает. В течение довольно продолжительного времени с их помощью можно было выходить в открытый интернет, пусть даже самые качественные VPN-продукты стоили слишком дорого для рядового пользователя в Китае.
Другие же и вовсе прекратили попытки выбраться из-под колпака цензуры. С момента выхода первой версии FreeGate интернет в Китае преобразился. Теперь он напоминал уже не сад, огороженный забором, через который вело множество лестниц, а практически непроницаемый пузырь – с альтернативами популярным сайтам, но и с жесткой цензурой и без всякой связи с глобальным интернетом. Частично такое преображение обусловлено нуждами растущего аппарата цензуры. Однако была и другая причина: обычному китайскому пользователю теперь стало проще прожить без сайтов в глобальном интернете. Компании, которые верховодят в интернете в остальном мире – Amazon, Facebook и Google, попытались закрепиться в Китае – и потерпели неудачу. На первых порах пустующая ниша была слишком велика, чтобы ее не заметить, и ее наличие мотивировало пользователей обойти Великий файрвол. Со временем пришли новые китайские технологические гиганты, создавшие аналоги, ничем не уступающие по качеству прототипам, с одной лишь разницей: они совсем не против сотрудничать с государственной цензурой, к тому же получают от этого солидную выгоду.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
