а я еще не накрашена! Хорошо хоть с губами и волосами закончила. Еще со стола все убрать надо. Кошмар!
Хоть этой девчонки сейчас нет, а то Пашенька бы к ней ушел сразу. Слишком уж он ответственный. А как он будет к нашим деткам относиться, если с чужими так носится!
Поскорее бы уже, а то деньги девки закончатся, а я так и останусь без мужа и в зашарпанной халупе.
***
— Спасибо вам большое, Вероника… — аккуратно пожал ее руку и мягко улыбнулся, лукаво сощурившись. — Вы нам очень помогли.
— Ой, да что вы, — женщина чуть покраснела и ее пальцы сжались вокруг моей ладони.
— Вы достойны восхищения: так ответственно подошли к заботе о чужом достаточно взрослом ребенке. С вас стоит брать пример.
— Ну что вы, это — мой соседский долг. За Лизой надо присматривать: она, знаете, девочка проблемная.
— Да, мы слышали.
— От кого? — женщина напряглась.
— От Алевтины Сергеевны — завуча из лицея.
— Вы уже ездили туда? — казалось, что данный факт одновременно и успокоил и напряг женщину.
— Да, нам нужны были некоторые сведения об учениках, так что пришлось съездить, — Олег вмешался хмуро глянул на меня.
— И чё вам сказали?
— Что лучше вас никто не может охарактеризовать Лизу, так как именно вы проводите с девочкой много времени вне лицея. Она доверяет вам, — снова нежно пожал руку женщины и преданно посмотрел ей в глаза. — Только вы можете нам рассказать о состоянии Лизы. Мы просто хотим знать, как она себя чувствует сейчас?
— Но почему вас это вообще волнует? У нее проблемы?
— Ну что вы! Конечно, Лизу нельзя назвать образцовой ученицей, но сейчас нас больше интересует ее психическое состояние. Как вы, наверное, знаете, не так давно скончался ее любимый учитель… — вряд ли она знала хоть что-то о жизни девочки.
— Да, конечно, — преувеличенно траги7чно кивнула женщина. — Лизонька говорила об этом. Поэтому сейчас она с подругой — ей так легче.
— Но, как вы знаете, подростки склонны скрывать свои переживания, поэтому, возможно, она не все вам рассказывает. Возможно, Лиза не знает, как сказать вам о своем эмоциональном состоянии. Особенно учитывая ваши отношения…
— Лиза всем со мной делится. У нас прекрасные отношения.
— Конечно. Но всем ли вы делитесь с ней? — продолжил мою мысль Олег.
— Что вы имеете в виду? — женщина напряглась.
— Насколько нам известно, вы сейчас безработная. Но ваш маникюр и прическа явно делались в хорошем салоне, как, впрочем, и губы, — Олег тоже обратил внимание на прическу и ногти, но при чем тут губы?
— Откуда вам знать?
— А ваши стол и ножи? — оставил он вопрос Вероники без ответа. — Куплены не так давно и явно стоят больше, чем могла бы себе позволить секретарша риэлтерского агентства, уволенная месяц назад.
— Да, у меня есть средства и что? На что вы намекаете?
— На то, что вы тратите деньги Лизы не на нее, — я фыркнул и продолжил. — Через полчаса к вам придет Павел Викторович Симонов, с которым вы пытаетесь строить отношения, не так ли? Интересно, что он сделает, когда узнает, как вы грабите одну из его подопечных…
— В-вы ничего не докажете! — она, наконец, выдернула свою руку. — Убирайтесь!
— Мне и не нужно ничего доказывать. Я просто скажу ему об этом. И буду следить за развитием событий.
— А после возвращения матери Елизаветы из рейса мы займемся выяснением обстоятельств жизни девочки, — Олег снова решил вступить. — И тогда, в случае выявления неправомерных действий с вашей стороны, вы будете отвечать по закону.
— Да что вам надо вообще?!
— Откройте квартиру Лизы и позвольте ее осмотреть.
— И все?
— Да.
Женщина всхлипнула и быстро пошла в прихожую, достала из шкатулки ключи, протянула их мне и пробормотала, что у нас полчаса. Я поблагодарил ее, и мы пошли.
Квартира Лизы была большой и пустой: в прихожей стоял трельяж, на котором лежали перчатки, косметичка (внутри были помады, тональный крем, тушь и тени для век), в одном из ящиков лежали пакеты, в другом — перчатки и газеты, в выдвижных ящиках — счета за несколько месяцев и письмо из Нижнего Новгорода.
Олег вошел в большую комнату, где, скорее всего, жила мать Лизы. Кровать была аккуратно застелена, на всех поверхностях был слой пыли, тонкий, но видимый при солнечном свете. Олег подошел к компьютерному столу и быстро просмотрел папки на нем.
Я подошел к шкафу с одеждой без особой надежды или предчувствия: был уверен, что самое интересное — в комнате Лизы, поэтому решил уйти туда.
Как только вошел в комнату девочки, сразу узнал ее: она снилась мне в метро. То же зеркало во весь рост, тот же мягкий на вид ковер. Так же падает свет из окна на пол. Клубилась пыль.
Я подошел к зеркалу и провел по нему кончиками пальцев, затем подошел к небрежно застеленной кровати. На покрывале лежали черная юбка и белая блузка, кожаный ошейник. Подошел к письменному столу.
Я чувствую чей-то взгляд и резко поворачиваюсь, но не вижу того, кто на меня смотрит. На полке стоят книжки и сидит мишка. Его подарил папочка. Его нельзя трогать. Я чувствую чей-то взгляд на своей шее. Я встаю на колени и открываю рот.
Резко обернулся и подошел к полке с книгами, висящей на стене. Взял белого плюшевого медведя, держащего в руках красное сердце, и внимательно его осмотрел. Со мной что-то было не так. Вместо правого глаза у медведя была камера. Внимательно осмотрел игрушку и нашел спрятанную за сердцем молнию.
В камеру была вставлена карта памяти. Передавала ли она запись куда-то? Вытащил карту памяти, привел медведя в порядок и поспешил к Олегу. Он все еще был в большой комнате и говорил с кем-то по телефону. Бросил на меня хмурый взгляд и кивком указал на выход: что-то случилось.
Мы вышли, я занес ключ соседке, Олег пошел вниз по лестнице. Пошел за ним, он больше слушал, чем говорил, и, видимо, односложно отвечал на вопросы. Что-то было не так.
Мы вышли из подъезда и пошли к его машине. Разговор завершился. Олег сказал, что ему надо в участок, поэтому он подбросит меня до метро. Сказал, что мы созвонимся через пару часов и все обсудим. Я хотел сказать про карту памяти, но осекся: если Олегу позвонило начальство, то скорее всего из-за этого дела. Достоверное отрицание может быть полезным.
Ехали молча: ему явно было не до разговоров, тем более о Лизе или Вадиме. Через десять минут я попрощался и вышел
