Срабатывание средств противоаварийной автоматики вносит дополнительные возмущения в энергосистему. При неправильном срабатывании существует опасность потери внутри- и межсистемных связей, что влечет за собой большие экономические потери и, зачастую, невозможность нормального энергоснабжения потребителей. В традиционной энергетике аварийные режимы работы энергосистемы, при которых появляется большой небаланс мощности, достаточно редки. ВИЭ — плохой «партнер» электрическим сетям и электростанциям в силу своей природной ненадежности, обусловленной непостоянными скоростью и направлением ветра, зависимостью солнечных батарей от погоды и продолжительности светового дня и так далее.[170]
Важнейшей проблемой является аккумуляция и хранение электроэнергии, произведенной солнечными и ветровыми электростанциями. Хранение электричества в дорогих, к тому же недолговечных, батареях, требующих для своего производства лития и других дорогих и «грязных» в производстве материалов, обходится в десятки тысяч раз дороже хранения газа или угля. Атомные электростанции во всем своем жизненном цикле вырабатывают 6 г CO2 на кВт·ч, ветряные — 11 г CO2 на кВт·ч, солнечные — 80 г CO2 на кВт·ч. Но ночью и в штиль приходится включать угольные электростанции (820 г CO2 на кВт·ч) и газовые турбины (420 г CO2 на кВт·ч)[171]. В Германии субсидии на энергоэффективность и солнечные панели достаются преимущественно богатым.
«Только сейчас становится понятно, как субсидирование возобновляемых источников привело к перераспределению богатства от бедных к богатым: человек, живущий в однокомнатной квартире, субсидировал солнечную панель на крыше частного дома». Опрос, проведенный Forsa Institute в 2011 году, показал, что только 39 % респондентов хотели перехода на стопроцентно возобновляемую энергетику. Три года спустя таких было уже всего 9 %[172].
Руперт Дарвол подчеркивает, что введение мощностей солнечных и ветряных электростанций не способствовало к сокращению выбросов углекислого газа в Европе. Экономические последствия Energiewende приводят к закрытию высокоэффективных газотурбинных и парогенераторных станций, но компенсирующие мощности необходимы для периодов пиковых нагрузок. Поэтому между 2011 и 2015 годами Германия ввела в эксплуатацию 10,7 ГВт мощностей теплоэлектростанций, работающих на угле. За 1999–2012 годы страна увеличила выбросы CO2 на 17,2 млн тонн, тогда как электростанции США сократили эмиссию на 170,1 млн тонн в результате перехода американских теплоэлектростанций с угля и нефти на газ.
В «кичащихся процентом зеленой энергетики Нидерландах для компенсации пиков и провалов ветровой и солнечной генерации широко используют ТЭС, работающие на древесных гранулах, которые переоборудовали из бывших угольных ТЭС. Казалось бы, просто зеленая идиллия! Однако дьявол, как всегда, — в деталях. В Нидерландах никакого леса нет, а гранулы приходится закупать в США. И если прибавить к выбросам при сжигании этих опилок все то, что летит в воздух в процессе их сбора, приготовления и перевозки через полмира, то с выбросами получается чуть ли не хуже, чем при сжигании местного угля»[173].
Почти четверть всего электричества в Германии производится путем сжигания бурого угля, одного из самых сильных загрязнителей атмосферы. По данным Международного энергетического агентства, Германия является крупнейшим производителем и потребителем бурого угля в мире[174]. По данным профсоюзов, около 100 тыс. немецких рабочих мест зависят от выработки электроэнергии на угольном топливе, и они попали под угрозу сокращения[175].
По подсчетам французского публициста Лорана Александра, Германия, потратившая 500 млрд евро на программу отказа от атомной энергетики, в результате производит сегодня в 9 раз больше парниковых газов на выработанный киловатт-час, чем Франция[176].
Большой бизнес это учел и начал активно вкладываться в газовую инфраструктуру, полагая, что ЕС скоро перестанет субсидировать китайское производство солнечных панелей и вернется к экологически более чистой газовой генерации: Северный поток-2 — лучший тому пример.
Но в политике голос простых немцев пока не слышен — слишком велика сила «зеленой» инерции. До недавнего времени политики традиционных партий (христианских демократов и социал-демократов), отдававшие себе отчет в недостатках Energiewende, боялись говорить об этом публично, чтобы не потерять место в парламенте или правительстве. Единственная партия, не боявшаяся открыто выступать против Energiewende, — это «Альтернатива для Германии» (Alternative für Deutschland). Происходит поляризация экологической политики в Берлине: АдГ — против «зеленых», и постепенно намечается перевес общественного мнения в пользу АдГ, привлекающей голоса обездоленных.
В чем же причина такой, на первый взгляд, нерациональной линии ЕС? В Российском союзе промышленников и предпринимателей рассказывают о позиции европейского бизнес-сообщества, финансирующего климатические программы, реализованные на уровне Европейского союза. «Их позиция была описана предельно просто: мы используем климатическую повестку для защиты своего рынка, для того чтобы ограничить зависимость нашей экономики от поставок товара, от поставок продуктов, которые мы не можем, исходя из рыночных позиций, произвести на своей территории более конкурентоспособными, чем товары и продукты, производимые в других странах. В первую очередь это касалось материалоемкости продукции металлургии, продукции топливного комплекса и так далее. В этой ситуации мы понимаем, что любые ограничения, которые могут быть введены для защиты этих внутренних рынков — рынка Франции, рынка Германии, рынка Великобритании, — будут использоваться. И Парижское соглашение в рамках ВТО дает этим странам уникальную возможность. Франция жестко требует внедрения углеродной платы за технику, оборудование и материалы, которые имеют углеродный след. Германия жестко требует введения подобных платежей»[177].
