Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
восставшей Петры.
Giovanni Battista Tiepolo – Queen Zenobia Addressing Her Soldiers, between 1725 and 1730 (detail)
Констанций оценил красоту царицы и решил, что черты ее лица были резки, но он не мог не признать, что Зенобия необыкновенно хороша.
За колесницей царицы двигалась тяжелая кавалерия, победившая знаменитых катафрактов[88] из Парфии[89] и подтвердившая заслуженную славу в последнем походе. Стоя в первом ряду, Констанций внимательно разглядывал вооружение и доспехи. Лошади шли тяжело, переход от Аравии до Пальмиры дался им нелегко.
За спиной Констанция прошепелявил знакомый голос:
– Римская конница побежит при первом натиске наших героев!
Он обернулся и узнал легионера, который сопровождал его к префекту в Византии. Не узнать лицо с ужасным рубленым шрамом было невозможно. Ему вспомнилось предостережение Модеста Юстуса о дезертирах-пальмирцах.
Дезертир тоже его узнал и что было мочи заорал:
– Стража! Стража! Здесь римский лазутчик!
Констанций не раздумывая нырнул в толпу горожан и пригнулся, чтобы высокий рост не выдал его, но стражники перекрыли все выходы из портика. Он пробирался туда, где пересекались главные улицы и была возможность улизнуть, но как только добрался до перекрестка, увидел впереди шеренги солдат.
Остался только путь на восток, вслед за праздничной процессией, которая продолжала двигаться к храму Бела[90].
Стражники у ворот беспрепятственно пропускали народ в обширный двор храма. Констанций тоже вошел туда и в поисках выхода обследовал портик по периметру двора. Он отыскал вторые ворота, но выходить до окончания церемонии было запрещено. Констанций понял, что оказался в ловушке.
Царица Зенобия сошла с колесницы и поднялась по ступеням. Из храма Бела вышли жрецы и под торжественное пение преклонили головы. По пандусу на площадку завели белоснежного быка с золочеными рогами. По знаку верховного жреца народ хором стал повторять слова священной молитвы. Жрец в алом одеянии оглушил быка молотом, другой перерезал горло. Вспоров брюхо быку, верховный жрец изучил печень и легкие, затем возложил их на алтарь.
Вспыхнул огонь, и все стихло. Горожане и стражники затаив дыхание следили за клубами дыма, которые поднимались к небу. Жрец поднял руки, и это значило, что благодарственная жертва принята, бог обещал благополучие и процветание. Отовсюду понеслись крики радости.
Церемония закончилась. Царица и ее приближенные покинули храмовый двор. Стражники у ворот беспрепятственно выпускали женщин. Мужчин встречал дезертир. Толпа во дворе редела, и наступил момент, когда он указал на Констанция:
– Вот лазутчик! Берите его живым!
Осталась последняя надежда, и Констанций помчался к храму. На пороге он выкрикнул:
– Peto ad asylum![91] – и упал, сраженный ударом древка по голове.
Из храма к Констанцию приблизился жрец, со стороны двора прибежал охранник и остановился на пороге – вооруженный человек не мог войти в храм.
– Я заберу его!
– Этот человек попросил убежища у верховного бога, – ответил жрец. – Он под его защитой.
– Ступня лазутчика не в храме, я вытащу его за ногу!
К жрецу подошел служка и затащил Констанция в храм.
– Как видишь, у нас больше нет причин для спора, – сказал жрец и степенно удалился.
За тысячу миль от Пальмиры, в Дрепане, Елена ощутила резкую боль в затылке, а потом и в сердце. Так она поняла, что с Констанцием случилась беда, и сделала то, что должна была сделать, – обратилась к Иисусу Христу и попросила помочь сыну Божьему и человеческому Констанцию преодолеть все невзгоды. Бог обещал помочь, или же ей так показалось. Но боль в затылке утихла, и сердце забилось ровнее.
Во время сиесты она решилась поговорить с отцом.
– Перед отъездом Констанций сказал, что, когда вернется, попросит у тебя моей руки.
– Ты сама этого хочешь?
– Мне кажется – да.
– А как же Давид? – отец с горечью посмотрел на нее.
– Люблю его как брата и буду продолжать любить.
– Вот как! А если Констанций не вернется?
– Он вернется, я знаю!
– Констанций – военный, вся его жизнь в боях и походах. Ты будешь подолгу оставаться одна.
– Но зимой-то не воюют, значит, мы будем вместе!
– Ошибаешься, – Теодор покачал головой. – Он преторианец, его служба продолжается круглый год.
– Я буду жить рядом с ним!
– Иногда это будет невозможно, его служба опасна.
– Меня и это не остановит.
– Но мы ничего про него не знаем. Кто его родители?
– Констанций обещал все о них рассказать.
Наконец Теодор привел последний и самый важный аргумент:
– Я не хочу, чтобы ты покидала родной дом.
– Прости. Об этом я не подумала. – Елена обняла отца и не увидела, как увлажнились его глаза.
После этого разговора Елена запретила себе думать о Констанции, привечала Давида и заботилась об отце. Казалось, мир воцарился в сердце Елены, однако все, о чем она запрещала себе думать днем, приходило к ней в снах по ночам. Ей снилось, как окровавленный Констанций падал, пронзенный стрелой, или погибал от ножа убийцы. Иногда во сне он нежно брал ее за руку, и это были счастливые минуты.
Констанций пришел в себя, не понимая, где он находится. Во мраке тускло горел фитилек, освещая каменные ступени и угол постамента.
Рядом с ним стояла чаша с водой, он напился, и ему полегчало. Постепенно вспомнилось все.
«Значит, жив. Но как мне покинуть храм?»
Вдалеке показался свет фонаря, и Констанций увидел несколько человеческих фигур. Когда они приблизились, он заметил, что одна из них – женщина, закутанная в плотную паллу, и ее окружают охранники.
– Госпожа, вот этот человек. – Жрец поставил перед ней раскладное кресло, и она села.
Констанций попытался подняться, но все поплыло перед глазами.
– Ты можешь лежать.
Женщина откинула паллу от лица, и Констанций узнал Зенобию. В свете ламп ее лицо утратило надменность и жесткость. Царица была красивой, но усталой женщиной.
– Теперь ответь на вопрос и говори правду. Ты – лазутчик Аврелиана?
Констанций не посмел врать царице:
– Да.
– Ты преторианец?
– И это правда.
– Знакомо ли тебе имя Модеста Юстуса? Он тоже преторианец.
Удивленный Констанций сел:
– Это имя хорошо мне знакомо.
– Модест Юстус жив? – Вопрос дался Зенобии с трудом, казалось, он слишком много для нее значил.
– Два месяца назад я с ним говорил, – ответил Констанций.
– Слава богам! – царица испустила радостный возглас. – Тебе известно, где он сейчас?
– Известно, не отрицаю.
– Клянешься ли ты доставить ему письмо, если я освобожу тебя?
– Да, госпожа.
– Завтра тебе вручат письмо и мандат, а потом проводят до Окарабы[92].
– Благодарю, госпожа, и клянусь именем Бела, что доставлю Модесту Юстусу твое письмо.
– Прощай. – Зенобия поднялась с кресла, чтобы уйти, но Констанций остановил ее:
– Могу я задать вопрос?
– Задавай, – разрешила царица.
– Почему ты не стала меня допрашивать?
– Ты думаешь, что можешь рассказать мне то, чего я не знаю? – Зенобия усмехнулась, накинула на лицо паллу и удалилась в окружении охранников.
На обратном пути Констанций позволил себе помечтать о Елене. И чем ближе становился Дрепан, тем больше времени он посвящал не только мечтам, но и практической стороне дела. Волей-неволей у него возникали вопросы. Получит ли он разрешение на женитьбу от командира? Где лучше провести церемонию заключения брака? И согласится ли молодая жена отправиться в поместье его родителей?
Но только при одном – главном – вопросе его сердце замирало от ужаса: а вдруг Елена откажет ему?
Эту мысль Констанций гнал от себя.
В Никее ему показалось, что в толпе мелькнул дезертир со шрамом. Но Констанций отмахнулся (откуда бы ему здесь взяться?) и этим успокоился.
Прохладным сентябрьским днем, уже на подъезде к Дрепану, там, где начинался лесистый участок, дорогу перегородило упавшее дерево. Констанций спешился и, обходя препятствие, повел коня в поводу. Вдруг из леса выехал всадник, а двое других отрезали ему дорогу назад.
Констанций свистнул, и его конь умчался в чащу. Сам он кубарем скатился в кусты, выдернул из-за голенища нож и метнул в того, кто был ближе.
Затаившись, Констанций слышал все, о чем говорили разбойники.
– Хадад мертв!
– Stercus accidit![93] Куда подевался этот spurius?[94]
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
