я сейчас?
– Нет, конечно.
– В Красноярске.
– Ну вот, вернёшься в Новосибирск, позвони мне, и мы встретимся, а там и поговорим обо всём.
– Э, нет! Ты мне позвони!
– Хорошо, я тебе позвоню. А теперь, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Милая! Целую тебя и Манюню поцелуй, пожалуйста, от меня.
– Хорошо. Пока.
В течение следующих двух недель я периодически набирала его номер и, слушая ровные длинные гудки, понимала, что никто не снимет трубку и не ответит мне. Отправив пару сообщений, ответа на которые тоже не последовало, я оставила свои попытки пробиться сквозь эту стену.
Поначалу, когда он пропал, я думала, что задела его своим отказом в сексе, но эта мысль была какой-то неказистой и несуразной – человек, который за свою жизнь перепробовал женщин многих стран и национальностей, просто не мог быть на нём зациклен, да и уже тогда я понимала, что он ему не особо-то и нужен. Просто, подчиняясь каким-то условностям, он считал, что должен вести себя именно так и никак иначе.
Так что же могло стать причиной побега? И тут до меня постепенно стало доходить как то, что он видел и получал, встречаясь со мной, отличается от того, что он видел всю свою жизнь. Меня не интересовали его деньги, мне было всё равно чем он владеет и кем командует – меня интересовал лишь он сам, такой, какой он был где-то глубоко внутри себя. И я поняла, как же страшно ему стало, когда мир вокруг, отстроенный за долгих пятьдесят лет, вдруг стал похож на карточный домик и начал постепенно разваливаться. Пошатнулось всё, что окружало его прежде. Он по-другому посмотрел на свою жену и дочь, он остановился и взглянул на всю ту роскошь, которая его, наверное, окружала и усомнился в её нужности и важности. Он почувствовал, может быть впервые за долгие годы, простое человеческое тепло и его сердце, замурованное под толстым слоем успешной жизни, вдруг защемило, и взгляд стал замечать совсем другие вещи и краски.
За что же ты себя так наказал, Женечка? Что плохого ты сделал, чтобы вот так, по собственному желанию, решил запереть себя там, где тебя, в принципе, быть не должно? Твоя неуёмная энергия, не найдя лучшего применения, обратилась лишь в купюры, дав тебе власть и уверенность в завтрашнем дне. А только ли для этого она была тебе дана? А как же твоё сердце? А что с душой? Им ты тоже будешь выписывать чеки? Поверь, им это не нужно, им, также как и мне, нужно лишь немного простого человеческого тепла, доброго взгляда и дружеской беседы. Ведь это так мало! А оказалось, что не под силу тебе это поднять, несмотря на все твои тренировки и всю твою успешность. Я бы очень хотела, чтобы однажды ты простил бы себя и принял бы весь этот мир, не деля его на прибыльные и не прибыльные стороны и тогда, поверь мне, пожалуйста, если можешь, именно тогда ты почувствуешь, как жизнь обретает смысл и наполняется любовью. А ведь именно её, даже не осознавая, ты продолжаешь искать несмотря ни на что! Я помню тебя и бесконечно люблю, и если ты способен это почувствовать, то просто сядь, закрой глаза и распахни своё сердце, и ты услышишь, обязательно услышишь биение жизни, которая уже давно ищет к тебе дорогу.
40
Лежащая на столе книга не давала мне покоя. Проходя мимо, я бросала на неё быстрый взгляд, и в очередной раз задумывалась, что же такого я там увидела, чтобы так могло меня взволновать?
Я вновь взяла её в руки: обычная, слишком яркая обложка; рафинированный текст, в котором смысл пережёван и размазан по тарелке; а это что такое? И тут я прочитала приведённую в тексте цитату, которая принадлежала какому-то индийскому не то философу, не то мыслителю. Я не знаю, что чувствуют люди, когда их поражает молния, да и чувствуют ли они вообще что-либо, но я вдруг ощутила как какой-то эмоциональный разряд, родившийся где-то в области сердца, распорол всё моё существо и, на миг потеряв всякую способность соображать, я заглянула туда, куда дороги раньше не было.
Я вдруг поняла, что только что прочла свою же мысль, но почему-то написанную в этой книжке и, опять же, почему-то принадлежавшую какому-то Ошо.
Собравшись, мы с Машей вышли из дома и отправились ко мне на работу, где буквально за пять минут, покопавшись в глобальной сети, я нашла огромное количество работ этого самого Ошо и, распечатав себе первую попавшуюся, мы отправились с ней обратно.
Вот так я нашла своего самого главного и самого любимого Учителя, который давно покинув эту землю, пребывал везде и одновременно нигде.
И теперь каждый день, вместо того, чтобы беспокоиться по поводу учёбы или невыполненной работы, я, укладывая Машу спать, читала, впитывала, дышала тем, что было написано на этих обычных листах обычной бумаги.
Видя мою увлечённость, муж приходил в бешенство. Он говорил, что это секта, что я сейчас забью себе голову очередной ерундой, и потом сама же буду расхлёбывать её последствия. Я не обращала на него внимания, на тот момент, он стал мне практически безразличен, и лишь какая-то условность до сих пор продолжала связывать нас вместе. Я как-то само собой забыла про учёбу и вообще перестала беспокоиться о том, что я буду делать завтра.
В один из таких вечеров, я зачиталась и когда отложила распечатку, то часы показывали уже первый час ночи. Маша, раскидав руки и ноги, сладко спала. Муж, отвернувшись к стенке и согнувшись в какой-то чёрствый калач, спал рядом.
И вдруг, на мгновение, я почувствовала себя матерью двух детей, но только один ребёнок был удивительно открытым, мягким, предельно самостоятельным и почти всегда беззаботным и счастливым, а другой был закрыт со всех сторон каким-то непроницаемым панцирем, вечно чем-то недовольный и придирающийся к каждой мелочи и такой холодный, что казалось, не согрей его сейчас, он превратится в ледышку и, нечаянно где-нибудь упав, рассыплется на много маленьких никому не нужных кусочков.
Я сидела в оцепенении и пыталась осознать то, что сейчас происходит. Вдруг какая-то сила заставила меня встать и направила к столу, я села, включила компьютер и начала печатать – я печатала письмо собственному мужу. Я пыталась выразить всё то, что думаю и чувствую, я просила совета, я просила помощи. Не делая никаких выводов и
