Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
почему большинство еврейских погромов происходило на Пасху, и, если бы здесь неведомо как появился еврей или кто-нибудь просто похожий на еврея, его тут же, наверное, разорвали бы на куски.
Несколько переполненных подвод прикатили сюда и из Колкотовой Балки.
Мужики протиснулись в церковь, а бабы и дети остались в окружавшей ее толпе. Среди них и Нина Шесточенко с семьей и… Фаничка с Янкале.
Бабушку Слуву, сославшись на ее нездоровье, им удалось оставить в селе. Для Слувы, верующей еврейки, эта ночная поездка в православную церковь была бы, наверное, особенно мучительной.
Ну, а у Фанички выбора не было. Чтобы не вызвать подозрений, она вынуждена была поехать и взять с собой Янкале. В церковь они, естественно, протискиваться не стали, а присоединились к группке стоящих в сторонке женщин, и мать строго предупредила Янкале внимательно следить за тем, что делают и говорят окружающие.
В эти дни они уже не жили у Шесточенков.
Столь долгое пребывание целой чужой семьи в их небольшой хате выглядело подозрительно. Легенда о поисках мужа Фанички, попавшего якобы в плен где-то в этих краях, уже никого не могла обмануть, и по селу пошли какие-то смутные разговоры.
Все это было очень опасно.
Тем более что именно в это время по всей Транснистрии румыны начали вылавливать евреев, «просочившихся», по их словам, из Одессы.
Эта, выходящая из ряда вон по своей жестокости, акция была результатом рапорта, полученного губернатором Алексяну в конце января от генерала Дискулеску, ответственного за связь между 4-й румынской армией и гражданской властью Транснистрии.
ИЗ РАПОРТА ГЕНЕРАЛА ДИСКУЛЕСКУ
После публикации Приказа № 35 многие жиды, в страхе перед отправкой в гетто, бежали из Одессы и с помощью украинских крестьян, перевозивших их в своих повозках, просочились в села Транснистрии…
Прошу Вас дать приказ жандармерии тщательно прочесать села и выловить всех сбежавших из Одессы жидов.
Следует относиться к этим жидам, как к шпионам… и обращаться с ними соответственно… [Одесский архив, п. 2241—1-4486, с. 96, Перевод наш. – Авт.]
Слова «обращаться соответственно» в данном случае означали расстрел…
Жандармы начали прочесывать села.
Прошли они и через Колкотовую Балку, и только Богу одному известно, почему обошли стороной хату Шесточенко. Случайно ли это получилось, или сельский примарь, зная наверняка, где скрывается еврейская семья и не желая смертоубийства, провел жандармов окольным путем.
Облава продолжалась долго и закончилась, фактически, ничем – евреев в селе не нашли.
О том, что пережила за время облавы Фаничка и что пережили Янкале и бабушка Слува, мы говорить не будем.
Скажем только, что Нина Шесточенко, как видно, наконец уразумела, что играет с огнем, что жандармы могут вернуться и обнаружить в их доме скрывающихся евреев, и приняла решение найти для своих «дорогих гостей» другое пристанище.
За мизерную плату она наняла для них комнатушку в доме, где проживала одинокая старуха по имени Сидоровна. В тот же день они и переехали, то есть, на самом деле, перешли. Вещей никаких у них не было, и Нина – добрая душа, снабдила их какой-никакой посудой и постельными принадлежностями.
Так начался для них новый, не менее опасный, период жизни в «подполье».
Здесь, у Сидоровны, им приходилось опасаться и самой, излишне любопытной, Сидоровны, и забегавших к ней частенько не менее любопытных соседок, и возможного визита жандармов. Но главной опасностью были, как ни странно, местные мальчишки.
С наступлением весны уже невозможно было держать Янкале в доме.
Чтобы не вызывать подозрений, он должен был не отличаться от местных мальчишек – бегать босым вместе с ними на речку Гапчучка, воровать морковку на чужих огородах, ловить певчих птиц и, вообще, заниматься обычными делами не посещающих школу беспризорников.
Как с этим всем мог справиться Янкале?
Воспитанный мамой и бабушкой, одесский ребенок, бывший ученик музыкальной школы Столярского?
Как мог найти он общий язык с мальчишками, не зная их местного языка?
Как мог он скрыть от их любопытных глаз свое еврейство?
Тем более что эти мальчишки, умудренные «опытом» войны, уже хорошо знают, кто такие «жиды», и даже, наверное, сами видели, как в первые дни оккупации здесь на Колкотовой Балке, на берегу той самой Гапчучки, расстреливали пригнанных из Тирасполя евреев.
Но выхода не было. Чтобы остаться в живых, им, всем троим, и Янкале в особенности, нужно было, как разведчикам-нелегалам, «вживаться» в роль, «внедряться» в местную жизнь, с той только разницей, что разведчиков-нелегалов обычно готовят к этой нелегкой миссии, обеспечивают «легендой», явками, деньгами. С той только разницей, что за разведчиками-нелегалами обычно следят их «кураторы» и, в случае опасности, помогают скрыться.
У них, как мы знаем, не было ничего – ни знаний, ни опыта, ни «легенды».
Все, что им оставалось – это положиться на Господа Бога и жить в постоянном, не оставляющем ни на минуту страхе.
Этот страх и заставил Фаничку отправиться вместе с Янкале в Тирасполь и провести всю эту Пасхальную ночь у ограды церкви в гуще пьяной толпы, способной в своем религиозном экстазе растерзать любого, похожего на еврея человека, виновного, с их точки зрения, в распятии их Иисуса Христа.
От Янкале: Тетя Нина
Колкотовая Балка, утро 18 января 1942 г., воскресенье Хата Шесточенков 96 дней и ночей под страхом смерти
На следующее утро дяденька, у которого мы ночевали, отвез нас к Шесточенкам.
Мы проехали на санях через все село, остановились у какой-то хаты и вылезли из саней. Дяденька стукнул кнутом по двери. Дверь отворилась, и мы увидели на пороге молодую женщину.
Дяденька поздоровался с ней и сказал: «Нина, я привез вам гостей на Крещенье».
Женщина почему-то обрадовалась: «Ой, спасибо вам, дядьку!» и крикнула кому-то: «Миша, к нам гости!».
Мы зашли в дом.
Тетя Нина приняла нас, как дорогих гостей.
«Раздевайтесь, садитесь за стол. Праздник сегодня у нас – Крещенье. Вот, разговляемся после поста. Муж мой – Миша, – указала она на мужика, сидящего за столом, – и дочки – Любаша и Дидя».
На столе давно не виданная нами еда: горячая мамалыга, брынза, лук, нарезанный ломтиками, соленые огурцы. Тетя Нина накладывает нам на большие тарелки мамалыгу, добавляет брынзу и одновременно ведет разговор с мамой: «Как живет там моя сестра с дочкой? Давно они у нас не были».
«Ваша сестра просила передать вам привет, она собирается к вам весной».
«Цэ добрэ», – вступает в разговор ее муж.
Я потом привыкну к этому мужику и стану называть его «дядя Миша».
Он добрый и, кажется, любит детей, но пока я
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
