него. Стихи он писал нелепые, невероятные, фантастические. Так перепутывал начала и концы, что невозможно было разобраться в них. Весьма вероятно, что поэт Чекрыгин был сумасшедший человек. Во всяком случае, у него были навязчивые идеи. Между прочим, у поэта была следующая навязчивая идея: он проповедовал самоубийство. Есенин, по-видимому, уже знал об этом. В этот день Есенин был какой-то тихий и флегматичный. Поэт Чекрыгин говорил о творчестве Есенина. Упрекал его. Утверждал, что Есенин весь земной, здешний, что круг его идей исчерпывается видимым, мелким и преходящим. А между тем он мог бы быть другим, имеет все данные, чтобы быть другим, и тогда он, поэт Чекрыгин, считал бы его большим русским поэтом. Поэт Чекрыгин говорил резко, как фанатик. В его хриплом, придушенном голосе было что-то изнуряющее. Есенин мягко защищался, отмахиваясь как от надоевшей мухи: ничего нет, кроме этого золотого дня; люблю жизнь, которая дана мне; знаю только то, что вижу; верю только в эту жизнь.
Руины Театра «Современник»
Трудно было понять, смотрит ли Есенин на поэта Чекрыгина снисходительно или искренно возражает ему. Чекрыгин не унимался. Снова и снова нападал на Есенина. Мне стало как-то не по себе.
– Перестаньте, – сказал я, – попробуйте написать такие стихи, какие пишет Есенин, тогда и разговаривайте. Есенин – прекрасный поэт, пусть он сам выбирает свой путь».
Каждый считал своим долгом научить большого поэта Есенина писать правильные стихи. Отшумят революции, уйдут в небытие целые общественные формации, а лирические интимные чувства, волнующие людей, останутся вне всех времен.
С 1954 по 1961 год здание «Альказара» занимал Театр Сатиры. С 1961 по 1974 – самый молодой и передовой Театр «Современник». Когда он переехал на Чистые пруды, здание «Альказара» снесли. Место, где он находился, закатали в асфальт. Многие москвичи тогда сокрушались: «Такое еще крепкое здание снесли! Зачем?!»
В 2010–2011 годах во время раскопок на месте бывшего «Альказара», вскрыв асфальт, рабочие обнаружили остатки былой роскоши театра-варьете – флаконы женских духов, мужских одеколонов, бутылки из-под импортного алкоголя, черепки разбитой посуды, монеты начала ХХ века и пачки нереализованных билетов с гардеробными номерками Театра «Современник».
P. S. О братьях Чекрыгиных. Василий Николаевич Чекрыгин (1897–1922), талантливый живописец, график, один из основателей и наиболее ярких художников «Маковца», был близок к футуристам. Участвовал во 2-м номере журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном». Общался с Сергеем Есениным в «Стойле Пегаса». В 1922 году трагически погиб на железнодорожном перегоне между станциями Пушкино и Мамонтовская Московской области. Долгое время место, где похоронен художник, считалось утраченным, так как Акуловское кладбище, где он был похоронен, считалось затопленным в ходе запуска Учинского водохранилища. Однако, благодаря подвижнической деятельности священника Пушкинской районной больницы отца Андрея (Дударева), могила художника была вновь обретена в 2021 году.
Петр Николаевич Чекрыгин (1902–1925), поэт из близкого окружения Сергея Есенина. Был одним из учредителей «Ордена русских фашистов». Соратник Алексея Ганина. Расстрелян в 1925 году.
Николай Николаевич Чекрыгин (1903–1925), поэт, космический анархист. Был знаком с Сергем Есениным. Вместе с братом входил в «Орден русских фашистов». Расстрелян в 1925 году.
Братья Петр и Николай Чекрыгины расстреляны 30 марта 1925 года в один день с Алексеем Ганиным. Возможно, похоронены на территории Яузской больницы «Медсантруд».
В «Азиатской столовой»
Петровка, дом 18/2
Во времена Антона Павловича Чехова – это «Татарский ресторан», во времена Сергея Александровича Есенина – заведение попроще – «Азиатская столовая», у Ивана Грузинова – «Узбекистанская столовая». Можно было бы предположить, что в наши дни – это ресторан «Узбекистан» (в просторечии, «Узбек»), но он открыт в середине 50-х годов ХХ века. И Грузинов, и Наседкин отсылают читателя в район Трубной площади, но это злачное место находилось на Петровских линиях, ближе к Неглинной улице. У Чехова сказано определенно. С местом действия определились. Теперь мы имеем возможность сравнить два рассказа об одном небольшом событии, произошедшем здесь и связанном с именем Сергея Есенина.
Из рассказа Василия Наседкина: «За все встречи с Есениным с сентября 1923 года (шапочно я с ним знаком с зимы 1914–1915 года по университету Шанявского) до ниже описанного случая он всегда обходил меня своими выпадами и пьяными наскоками. Иногда он словно нарочно поощрял мою независимость, позволяя мне без скандалов говорить ему довольно горькие истины, чему я нередко удивлялся сам, приписывая такую незлобивость некоторым побочным обстоятельствам.
Но вот Есенин полез драться и на меня. Возможно, на этот раз я был неосторожен.
Компанией человек в пять обедали в одной азиатской столовой – на Трубной площади. Один из компании раздобыл водки (бутылку или две – не помню), Есенин не ждал ее и не просил, но водка уже принесена. Оставалось – пить.
За обедом шла беседа о литературе, о Есенине. Его захваливали. Один пристегивал себя к нему в качестве второго «Баратынского».
Мне не нравился этот тон. Не соглашаясь в чем-то с «Баратынским», я начал с указания на то, что из поэтического венка Есенина с течением времени несколько листиков перепадут Блоку, Клюеву и немного С.К. Сравнивать Есенина с Пушкиным рановато. Есенину, может быть, лучше бы сейчас с полгода помолчать, пополниться новым содержанием, присмотреться к тому, что он еще не вобрал в орбиту своего творчества. «Баратынский» возражал. Диспут этот происходил между мной и им. Есенин вначале что-то (хорошо не помню) говорил, а потом только слушал, недоверчиво посматривая на меня.
Идя Петровским бульваром, Есенин, слегка захмелевший, заговорил сам:
– Я признаю на себе влияние Блока, Клюева, но не К. …
Я привел в доказательство два стихотворения К., напечатанные в 1910–1912 гг.
На Тверском бульваре (шли бульварами) я свернул к себе на квартиру, пообещав компании прибыть через полчаса».
Вся компания отправилась к Софье Андреевне Толстой. Когда Наседкин присоединился к ним, Есенин был с ним недружелюбен: «Увидя меня, стал ругаться. Потом схватил поднос, но один из присутствующих удержал его». Есенин и Наседкин не виделись три дня. Потом Есенин первым пришел мириться, «со смущенной улыбкой».
Вот как об этом конфликте вспоминает Иван Грузинов: «Месяца за три до своей смерти Есенин пришел ко мне. У меня был Сахаров. Явился Наседкин. Сахаров, любящий азиатскую кухню, предложил пойти на Трубу в Узбекистанскую столовую. За обедом Есенин стал упрекать Наседкина в том, что тот кому-то говорил, что он идет на смену Есенина.
Наседкин возразил:
– Неправда. Я счастлив быть звездочкой в созвездии Есенина, если Есенин станет Пушкиным.
И затем добавил, что Сергею следовало бы с
