достаточно мощное образование.
— Совершенно верно. Это постепенный процесс. Просто в нашу эпоху процессы ускоряются. Сейчас за десять лет происходят изменения, которые раньше накапливались лет пятьдесят. А вообще, все это начиналось по большому счету, конечно, с дехристианизации Европы. Еще Шиллер, великий романтик (я обожала его когда-то в молодости, даже пыталась переводы делать), говорил: обезбоживание человека ведет к понижению его нравственного уровня. Это не могло быстро произойти.
Более того, и сейчас инерция добра и заложенного Богом стремления заметить грань между грехом и добродетелью, мучиться от этого, — она до сих пор сохраняется. Инерция добра очень велика. Я все-таки не стала бы предрекать гибель Европы совсем уж. Может быть, произойдет катарсис, будет какое-то очищение, в том числе от гедонизма.
— Если пришел закат Европы, о котором еще Шпенглер говорил более ста лет назад, с кем мы тогда воюем, кому мы противостоим? Какая цивилизация противостоит нам? Это некая американская, глобалистская, которая подчинила и Новый Свет, и Европу? Каков образ врага, в конце концов, как его можно определить?
— Европа сама сдала фактически свой суверенитет Соединенным Штатам Америки. Америка, кстати, — это очень интересный феномен. Я проработала там все 80-е годы в Секретариате ООН, семь с половиной лет жила в американском доме. Я была советским человеком, сын ходил сначала в советскую школу. Последний год, перестройка, он уже ходил в международную школу ООН. Но я должна сказать, что средний американец, особенно в глубинке, был религиозным, в воскресенье все семьи шли в свою протестантскую церковь — девочки в лаковых туфельках с перепонкой, в белых носочках и в кружевных шляпках… Раньше Америка эти ценности проповедовала и для других миров, внушая им подобные идеалы.
— Это тот образ, на который мы, собственно, и купились 30 лет назад…
— Для обычных граждан это был идеал несопричастности к делам собственного Отечества. А для местной олигархии и элиты — внушение иллюзии принадлежности к мировой олигархии. Получается, что идеал — права человека, которые ничем не ограничены — ни национальными, ни религиозными, ни культурными, никакими гражданскими рамками. Где хорошо, там и Отечество.
— Ubi bene ibi patria («Где хорошо, там и родина»)… Получается вроде, индивид чувствует себя свободным, а нация полностью порабощена и не может ничего с этим сделать.
— Да, но сейчас американисты приходят к выводу, что сегодня общество американское — это общество с непредсказуемым будущим. Там левые идеи философские, безбожные, которые какие-то интеллектуалы пытаются реализовать, наложились на серьезные расовые проблемы, на разгул тех же ЛГБТ-сообществ. Человек бунтует против своей богоданной природы. Он взбунтовался против всего, чего только можно, — против Бога, морали и прочего. Это уже и не человек.
Если там не произойдет какого-то кризиса, как я сказала, катарсиса, какого-то взрыва, то трудно даже предположить, что станет с Америкой. Сегодня она очень богата, цепляется за ту мировую финансовую систему, которая позволяет ей жить с квадриллионным долгом, потому что доллары, накопленные в мире и у них самих, ничем не обеспечены.
— Недавно был рекорд — за 31 триллион перевалил госдолг США…
— Им надо взимать имперскую дань со всего мира, и потому они пытаются им управлять. Философия у них всегда была очень самонадеянная. Это кальвинизм, англосаксонский пуританизм переселился в Америку. Данилевский остроумно написал: очень счастливым для Англии в культурном отношении обстоятельством было то, что самая радикальная часть пуритан заблагорассудила удалиться за океан для реализации на чистой доске своих идей. Это очень спасло Англию в культурном отношении.
Честно сказать, мне жалко Америку. Потому что обычные американцы, вот те же наши соседи, они добродушные, они действительно не врут. Это элита врет. Они обещают что-то, а потом, как в тех антиутопиях, когда монстр какой-нибудь космический говорит: а я солгал. А простые люди, они не врут, они любят детей, они любят семью. Они честны в работе. Не надо всех демонизировать. В культурном отношении — это дети. Человек с дипломом о высшем образовании, особенно их местных университетов, он никогда не слышал имя Джузеппе Верди или Леонардо да Винчи. Можно записаться на выборы под таким именем без документов и проголосовать. Я бы сказала, Америка сегодня — это лидер по дебилизации человечества в культурном отношении.
— Я буду циничным. Если мы констатировали уже окончательный закат Европы, начало заката США, что их общества деградируют, то последствия могут быть непредсказуемы. Может, черт с ними, пусть они там загнутся? Просто дождаться их окончательной агонии и будь что будет?
— Вы имеете в виду США или Европу?
— И то и другое.
— Во-первых, они не оставляют нас в покое. Хоть они и говорят о мировой изоляции России, но сами только о России и думают. Россия осмелилась опять поднять перчатку вызова и сказать: лучше в гробу, чем быть рабу. Когда-то Наполеон поработил всю Европу и с накопленными силами обрушился на Россию. Гитлер завоевал всю Европу, на него работало всё тогда в ней, и обрушился на нас. И мы единственные не капитулировали, хотя первые два года угрожающими темпами вермахт продвигался в глубь нашей территории. Но мы победили.
И у Европы сейчас всплеск затаенной ревности, что страна, нация, цивилизация, которую они считали всегда второстепенной, черным зигзагом мировой истории, этаким неудачным вариантом, по которому пошло византийское пространство, католический, латинский Запад…
— У Европы или у США?
— У Европы. В США до таких «умностей», как правило, не доходят. Там единицы, в Гарварде, с кем можно об этом говорить…
И вдруг Россия победила. И надо было все эти десятилетия после войны быть благодарным России. Это месть — сегодняшняя русофобия. Это вырвавшееся чувство превосходства, которое было унижено их поражением, пораженчеством собственным перед Гитлером и нашей Победой. Дух мая 1945-го не дает им покоя. Они бы хотели взять реванш, но это у них не получается. И это еще больше вызывает остервенелую ненависть к нам.
Что мы сейчас фиксируем? Даже в самые тяжелые, острые периоды холодной войны не было такого тотального отторжения России как цивилизации. Говорили о коммунизме, о большевиках, о том, что русский народ порабощен, надо его освобождать. Сохранялись какие-то узкие, но культурные контакты, академические, прочие. Не прекращалась торговля. Не закрывалось небо. Даже сателлиты Германии не вели себя так дерзко. Такого, как сейчас, не было никогда.
Это говорит только об одном — о тотальном отторжении Русского мира как очень для них опасной исторической альтернативы. Хотя мы не тянем их в Средневековье, как исламские фундаменталисты, которые поселились у них под боком и уже взрывают стадионы.
— И с которыми