— Вы не видели этого пёсика? — поинтересовался Андрей у девушки, фотографирующей объявление в потёмках. — Это… мой, я ищу.
— О, — она встрепенулась, — а я как раз собиралась звонить по телефону. Видела! Только давно, часа три назад. Я ещё обратила внимание, что у него рулетка возле шеи болтается, хотела поймать, но он от меня убежал. А бежал он к железнодорожной станции.
К станции… Андрей похолодел. Там же поезда! Не дай бог, под электричку угодил. Как он об этом Ане скажет?
— Вы о плохом не думайте, — сказала девушка, наверное, заметив, как он побледнел. — Кроме электричек там ещё помойка рядом. Может, видели, за магазином? Поищите его сначала на помойке.
— Думаете…
— Знаю. У меня два раза собака убегала, и каждый раз, прежде чем бежать домой, шарилась на помойке.
— Ладно, посмотрю. Спасибо!
— Не за что.
Андрей побежал к станции. Темнело всё стремительнее, и он хотел успеть полазить там, пока ещё что-то видно.
Помойка за магазином была не такая уж большая, но вонючая. И почти сразу, как Андрей добрался до неё, он услышал странный звук.
Как будто кто-то что-то грыз.
Так-так…
Андрей пошёл дальше, и, завернув за очередной «угол» из мусора, увидел увлечённо грызущего какую-то огромную кость Афоню.
Боже. Такого невероятного облегчения Андрей никогда в жизни не испытывал. Ему показалось, что с плеч целая гора рухнула.
— Афоня…
Пёс оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на Андрея. Что, мол?
— И как тебе, козявке, не стыдно…
Альфонс завилял хвостом. А должно быть стыдно?
Андрей подошёл ближе и осторожно взялся за рулетку — она висела возле шеи пса.
— Аня там волнуется, извелась вся, плачет, наверное. А ты тут жрёшь. Предатель!
Афоня прижал уши и, заскулив, метнулся в сторону, к куче мусора. Наклонился и, подцепив что-то зубами, достал…
— Э-э-э… — протянул Андрей, глядя на то, что держал в зубах Альфонс. — Это же… и что мне с этим делать?
Афоня завилял хвостом, и Андрею вдруг стало смешно.
Воистину, с кем поведёшься, от того и наберёшься…
***
Анна
Ни один человек в мире, только если он не каменный, не сможет бесконечно держать себя в руках. И когда на улице почти совсем стемнело, я села на лавочку возле какого-то подъезда и заплакала.
Я не представляла, что ещё могу сделать для того, чтобы найти Афоню. Тем более — ночью. Как он будет на улице один в темноте? От одной мысли об этом я начинала рыдать.
И тут зазвонил телефон.
Номер был незнакомый, но почему-то, отвечая, я догадалась, кто это звонит, и сердце у меня замерло.
— Ань, я нашёл Афоню, он цел, не волнуйся, — протараторил Андрей. — Мы к дому идём.
Господи, спасибо…
— Я тоже… иду.
Я положила трубку, но не пошла — побежала.
Я была у подъезда минут через пять, Андрей с Афоней пришли ещё через десять. Мой пёс радостно размахивал хвостом, будто ничего страшного и не случилось, воняя при этом тухлой рыбой на всю улицу, а Дятел… нет, пожалуй, не буду его больше так называть… Андрей улыбался. Очень радостной и понимающей улыбкой, увидев которую, я подумала — и как я без него раньше жила?..
— Вот твой дезертир, держи, — Андрей передал мне рулетку. — На помойке его нашёл возле станции.
— На помойке? — я укоризненно посмотрела на счастливого Афоню. Ну да, как же я сама не догадалась! Он ещё в детстве проявлял повышенный интерес к помойкам. Я отучила, но… природа и стресс взяли своё.
— Угу. Так что надо срочно мыть наше найденное сокровище.
В тот момент я даже внимания не обратила на это «наше», но чуть позже, когда впечатления от пройденного дня прошли, вспомнила. И обрадовалась.
Слова «мы» и «наше» всегда нравились мне больше, чем «я» и «моё»… Особенно когда речь шла о том, чем мы — хотя тут уместнее говорить «я и Олег» — владели вместе.
Олег никогда не говорил «наша собака» — только «твоя». И мне всегда было это немного обидно. Хотелось, чтобы он тоже любил Афоню, но… Но, как я теперь понимала, Олег и меня-то не любил, не то, что Афоню.
Между тем мы с Андреем дошли до лифтов и, с опаской переглянувшись, всё-таки нажали кнопку вызова.
— На сегодня, я думаю, уже достаточно неприятностей, — пробормотал Андрей. — Вряд ли мы ещё и в лифте застрянем.
— Сплюнь.
— Нет, я серьёзно. Ладно, в любом случае я не осилю пешком идти, ноги уже отваливаются.
Я понимающе кивнула. Почему-то, пока я искала Афоню, усталость почти не ощущалась, зато теперь навалилась так, словно я целый день таскала мешки с песком.
Хотя я бы предпочла таскать что угодно, чем заниматься тем, чем я занималась сегодня.
Двери лифта распахнулись, и мы с Андреем шагнули внутрь. Двери закрылись… и тут я услышала странный звук. Словно какой-то писк. И шёл этот писк от соседа.
Я покосилась на Андрея. Он сделал невинные глаза и улыбнулся — мол, я не я, и писк не мой.
Ага… куртка в районе его груди вновь запищала.
— Что там у тебя? — спросила я, краем глаза заметив, как завилял хвостом Афоня.
Сосед, вздохнув, полез за пазуху… И достал оттуда крошечного и почти слепого щенка.
Я бы поперхнулась, если бы было, чем. А так просто вытаращилась на этот крохотный грязный комочек — кажется, если его отмыть, он будет белым… — и тихо спросила:
— Это… ты мне подарок, что ли, принёс?
Андрей слегка надулся. Погладил щенка по голове — тот снова пискнул — и сказал:
— Почему тебе? Я себе его взял. Хотя мне кажется, что это она.
— Себе?
— Ага.
Я посмотрела на обескураженное лицо Андрея — по-видимому, он сам от себя не ожидал подобного поступка, — и внутри меня вдруг словно разжалась какая-то пружина.
Сначала я хихикнула, а секундой спустя — расхохоталась так, что лифт задрожал. Я смеялась, как сумасшедшая, вытирая с лица слёзы, полившиеся из глаз потоком, и никак не могла остановиться…
А Андрей только улыбался. И довёл ржущую меня до квартиры, и помог открыть дверь, и вошёл следом, и долго ещё стоял, обнимая и поглаживая по спине, пока я смеялась и плакала, плакала и смеялась…
От облегчения, что мы нашли Афоню.
От того, что Андрей взял себе щенка с помойки.
И от отчаянности мысли о том, как я хочу, чтобы и про этого щенка он сказал «наш».
***
