— Да-да, — ответил Поль, задувая лампу, — кто-то идет.
— Посмотрите, посмотрите, — продолжала Маргарита, прячась за занавесом и закрывая им Поля. — Посмотрите… я не ошиблась. Это она!
Дверь отворилась, маркиза вся в черном, бледная как тень, медленно вошла в дом, прикрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и, не видя ни Поля, ни Маргариты, прошла во вторую комнату, где лежал Ашар. Она подошла к его постели, как перед этим к постели мужа, только священника с ней не было.
— Кто там? — спросил Ашар, открывая одну сторону полога.
— Я, — ответила маркиза, отдергивая другую половину.
— Вы, маркиза? — воскликнул старик с ужасом. — Зачем вы пришли к постели умирающего?
— Предложить тебе договор.
— Чтобы погубить мою душу?
— Напротив, чтобы спасти ее, Ашар, — продолжала она, нагнувшись к умирающему, — тебе уже ничего не нужно на этом свете, кроме духовника.
— Да, но вы не прислали мне вашего священника…
— Через пять минут он будет здесь… если только ты сам захочешь.
— Прошу вас, пошлите за ним! — сказал старик умоляюще. — Только поскорее, мне уже недолго жить.
— Да, старик… Но если я примирю тебя с небом, согласен ли ты за это успокоить меня на земле?
— Что же я могу для вас еще сделать? — проговорил умирающий, закрывая глаза, чтобы не видеть женщины, взгляд которой леденил кровь в его жилах.
— Тебе нужен только духовник, чтобы спокойно умереть, а мне, ты знаешь сам, что мне нужно, чтоб я могла жить спокойно.
— Так вы хотите погубить мою душу клятвопреступлением?..
— Напротив, я хочу спасти ее прощением.
— Прощение?.. Я его уже получил.
— От кого же?
— От того, кто один на свете мог простить меня.
— Но Морне не может вернуться с того света! — сказала маркиза голосом, в котором ирония смешивалась со страхом.
— Вы забыли, маркиза, что у него остался сын.
— Так ты тоже его видел? — удивилась маркиза.
— Да, да, я его видел! — подтвердил Ашар.
— И ты все сказал ему?
— Все.
— А документы о его рождении? — спросила тревожно маркиза.
— Я не мог их отдать ему, потому что маркиз был еще жив. Они здесь.
— Ашар, — воскликнула маркиза, бросившись на колени у постели. — Ашар, сжалься надо мной!
— Маркиза! Вы передо мной на коленях?
— Да, старик, да! Я перед тобой на коленях прошу, умоляю тебя! В твоих руках честь одной из древнейших фамилий во всей Франции, вся моя прошедшая, вся оставшаяся моя жизнь!.. Эти бумаги!.. Моя душа, мое сердце, а главное — мое имя, имя моих предков, имя моих детей! А ты-то знаешь, хоть и не все, что вытерпела, чему подвергалась я, чтобы только не было пятна на этом имени! Неужели ты думаешь, что мое сердце никогда не испытывало чувств к любимому человеку, к детям и мужу? Но я боролась к ними, Ашар, долго боролась и, наконец, заглушила их — все, одно за другим! Я намного моложе тебя, старик! Мне еще долго жить, а ты уже умираешь. Посмотри на мои волосы: они седее твоих.
— Что она говорит? — прошептала Маргарита, отодвинув штору так, чтобы можно было видеть, что делается в другой комнате. — О, боже мой!
— Слушай, слушай, Маргарита! — сказал Поль. — Я хочу, чтобы ты от нее самой все узнала.
— Да, — говорил тем временем Ашар, — да, вы всегда боялись только людского суда, вы забыли, что когда-то Бог помиловал блудницу…
— Да, но люди хотели закидать ее каменьями!.. Двадцать поколений уважали наше имя, а если б они узнали то, что, спасибо тебе, до сих пор мне удалось утаить от них… это имя покрылось бы позором, и люди стали бы презирать его!.. Я столько страдала, старик, что, надеюсь, на том свете мне будет легче… Но люди, Ашар! Люди неумолимы — они не прощают, не забывают! Да притом, разве я одна подвергнусь их оскорблениям, разве я одна буду страдать? С моей участью соединена участь сына и дочери. Тот старший… он так же дорог мне, как Эммануил и Маргарита! Но разве я имею право назвать его своим сыном? Ты знаешь, что по закону он старший в семье, и чтобы присвоить себе и титул и богатство, ему стоит только объявить свое имя. И тогда что же останется Эммануилу? Мальтийский крест? Маргарите? Монастырь!
— Да, да, — сказала Маргарита тихо, протягивая руки к маркизе. — Да, монастырь, где бы я могла молиться за вас, матушка.
— Тсс! Слушайте! — сказал Поль.
— Вы его мать, но вы его не знаете! — проговорил умирающий, ослабевая.
— Его я не знаю, но знаю вообще людей, — ответила маркиза. — У него сейчас нет имени — он может получить древнее благородное имя; у него нет состояния — он получит огромное богатство. И ты воображаешь, что он от всего этого откажется?
— Да, если вы этого потребуете.
— Но по какому праву я могу этого от него требовать? По какому праву я буду просить его пощадить меня, Эммануила, Маргариту? А он может мне сказать: «Я вас не знаю, маркиза, слышал только, что вы моя мать, больше ничего».
— Его именем, маркиза, — с трудом произнес Ашар, которому смерть уже начинала леденить язык, — его именем обещаю вам… клянусь… о, Господи!
Маркиза приподнялась и нагнулась к больному, высматривая на лице его постепенное приближение смерти.
— Ты обещаешь!.. Ты клянешься! — сказала она. — А разве он знает о твоем обещании? А! И ты хочешь, чтобы я, полагаясь на одно твое слово, прозакладывала двадцать лет моей жизни против двадцати минут, которые тебе остается прожить!.. Я просила, я умоляла тебя. В последний раз прошу, умоляю: отдай мне сам эти бумаги.
— Они не мои, а его.
— Они нужны мне! Непременно нужны, говорю я тебе! — восклицала маркиза все с большей страстью по мере того, как Ашар ослабевал.
— Господи! Спаси меня от этой муки! — прохрипел старик.
— Сейчас прийти сюда некому, — сказала маркиза, обернувшись, и какая-то мысль мелькнула в ее холодных глазах. — Ты говорил, что этот ключ всегда с тобой…
— Неужели вы хотите вырвать его из рук умирающего?
— Нет, — ответила маркиза, — я подожду…
— Дайте мне умереть спокойно! — сказал Ашар. — Прошу вас, выйдите отсюда!
Маркиза бросилась на колени и низко, почти до самого пола, склонила голову. Ашар вытянулся на постели, сложил крестом руки и прижал распятие к груди.
Маркиза, не поднимая головы, взяла нижнюю часть занавеса и закинула обе половинки одну на другую так, чтобы лица умирающего не стало видно.
— Какой ужас! — прошептала Маргарита.
— Да, нелегко вам пришлось сегодня, но вы держитесь, держитесь, — подбодрил ее Поль.
Несколько минут продолжалось торжественное, страшное молчание, прерываемое только хрипами умирающего… Скоро все было кончено — Ашара не стало на свете.
