самого незначительного вопроса.
Доклад «О культе личности и его последствиях» обвинил Сталина в массовых политических репрессиях, в уничтожении «элиты партии» – старых большевиков, в ошибках и просчётах во время Великой Отечественной войны и во многих других грехах. На этом съезде троцкистами, к которым относился Хрущёв и его сторонники, большевизм, как политическое течение, был подавлен и осуществлён реванш за убийство Троцкого и репрессии против его последователей. Был нанесён мощнейший удар по странам, которые начинали строить социализм по примеру Советского Союза. Доклад посеял семена будущего развала социалистического лагеря и страны.
Перед ХХ съездом основная часть руководства партии не была склонна ставить вопрос о культе личности Сталина перед делегатами и считала, что если говорить об этом, то надо это делать крайне осторожно.
Считается, что авторами проекта постановления по этому вопросу были П.Н. Поспелов, секретарь ЦК, бывший главный редактор газеты «Правда», и занимавший в то время такую же должность Д.Т. Шепилов, которые сознавали, к чему может привести осуждение Сталина. Как рассказывал один из ближайших консультантов Ю.В. Андропова Ф. Бурлацкий[59], «самое активное участие в подготовке “доклада” принимал Поспелов. Смех и грех, если вспоминать об этом. Он же писал постановление о культе личности, где <…> 50 % туда, 50 % сюда. Шепилов, я его хорошо знал, интеллигентный человек, погрязший в идеологии сталинизма».
Однако, без обсуждения на Президиуме ЦК КПСС, за основу «доклада» Хрущёв, разукрасив его своими эмоциями, принял тезисы, написанные другим человеком. Их готовил введённый Сталиным в 1952 году на ХIХ съезде в Президиум ЦК КПСС тихий финн Отто Вильгельмович Куусинен. (Становится понятным, почему газета «Нью-Йорк таймс» за 10 дней до окончания ХХ съезда знала о его антисталинской направленности.) В его явно подчищенном архиве сохранилась часть рукописных записей выступлений на партийных мероприятиях. Они, как правило, написаны синими и красными карандашами на небольших, умещавшихся в ладони, листках бумаги. Судя по обилию желчи и лжи, которые перекочёвывали из черновиков в речи, порочащие Сталина, и в общепартийные документы, утверждения некоторых исследователей о том, что Запад в лице Куусинена был одним из главных соавторов доклада Хрущёва на ХХ съезде КПСС, не вызывают возражений. Хрущёв, наверное, очень бы расстроился, если бы узнал, что его использовали втёмную. Да как ловко! Доклад на ХХ съезде стал личным капканом Хрущёва: выступив в роли несущего свободу якобы порабощённому диктатором Сталиным советскому народу, он оказался в ловушке, искусно поставленной ему Западом.
За красивыми лозунгами о построении «светлого будущего» постепенно был сменён социалистический вектор развития СССР, приведший в итоге страну к дикому капитализму и «демократии».
После доклада поднялся эмоциональный вал разоблачений посадок якобы невинно осуждённых, который должен был увести сознание масс от главного, во имя чего всё затевалось, – смены государственного строя. Как констатировал тот же Бурлацкий, «с той поры вся наша реформация или революция делается руками номенклатуры, элиты самой приближенной к власти, и поэтому здесь на 1/3 думают о каких-то реформах, а 2/3 о сохранении власти в новых формах. А потом, в наше время, размышляют не только о захвате власти, но и о захвате собственности. Это номенклатурная <…> реформация и революция, которая подталкивалась общественным мнением в меньшей степени, Западом – в большей степени, на который оглядывались, который играл, конечно, активную роль, отсюда итоги, которые мы имеем. Люди, проводившие это, думали о том, чтобы не потерять власть, а укрепить её для себя, а потом уже захватить собственность»[60].
Своим докладом Хрущёв породил сомнения у части людей в самой идее социализма, которая в сознании неразрывно была связана с именем Сталина. Если плох Сталин, значит и социализм не лучше. Здесь лежат корни последующего антисоветизма и антикоммунизма у многих нынешних крушителей социализма. Хрущёв не только испоганил имя вождя, но нанес непоправимый удар по психологии и морали советского народа. Он повел себя как Иуда, предавший своего учителя и благодетеля, и как ни в чём не бывало дальше продолжал править. Лицемерие и предательство становилось нормой морали постсталинской партноменклатуры. Эту акцию Хрущёва с полным основанием можно рассматривать как его главное преступление перед социализмом и народом.
Самый сильный удар по судьбе Светланы был нанесён XX съездом КПСС, на котором Н.С. Хрущёв выступил со своим клеветническим в отношении её отца докладом, просто беззастенчиво очерняющим имя умершего вождя, возложив на него даже собственное палачество; но самое главное, с этого момента Иосиф Виссарионович Сталин советской и западной либеральной и антикоммунистической пропагандой изображался неким безумным монстром и просто сумасшедшим, выскочившим, как чёрт из табакерки, и топтавшим, резавшим всех, кого взбредёт в голову. Главный «докладчик» на съезде изображал вождя-работягу бешеным диктатором, как минимум запугивавшим и третировавшим, что характерно для мнения подчинённых-лодырей, всех постоянно, в том числе и его, дорогого и уважаемого Никиту Сергеевича Хрущёва, – можно сказать почти демократа и почти либерала, который всем только и делал что утирал слёзы. И, конечно же, это совсем не на хрущёвском списке на расстрел группы товарищей-партийцев в 1940 году Сталин написал знаменитую резолюцию: «Уймись, дурак!»
Моральная нечистоплотность авторов знаменитого доклада предстала на ХХ съезде грязной и подлой ложью, страшным искажением времени Сталина. Чтобы предотвратить ожидаемую реакцию Светланы, незадолго до озвучивания доклада с его текстом её познакомил Микоян.
«Текст этой речи мне дал прочитать Микоян[61] в конце февраля 1956 года. Он прислал за мной машину и пригласил приехать к нему домой. – “Прочитай это, а потом обсудим, если это необходимо, – сказал он, – не торопись, обдумай. Мы будем ждать тебя к ужину”.
Я провела тогда несколько часов в библиотеке его дома на Ленинских горах. Страшнее всего было то, что я верила тому, что я читала. Не верить было невозможно. <…> Наконец я пошла в столовую, где Микоян и его жена ждали меня. Оба смотрели на меня с тревогой. “К сожалению, всё очень похоже на правду…” – сказала я. Должно быть он боялся, что я буду рыдать и спорить»[62].
Если бы Светлана знала, как своим «похоже» она была близка к истине – доклад не содержал ни грана правды. Похоже на правду, но не правда. Но это приглашение Микояна было излишним – подготовка к восприятию лжи об отце уже началась в стенах Института мировой литературы (ИМЛИ), куда Светлана поступила на работу в 1955 году. Об этом чуть позже.
Об отношении Хрущёва к социализму, об истинной сути этого человека красноречиво говорит пример из книги[63] хирурга Прасковьи Мошенцевой, более тридцати лет работавшей в «Кремлёвке», специальном медицинском учреждении по обслуживанию партийной и государственной «элиты».
В то время, о котором рассказывает доктор, Хрущёв находился
