тебе неинтересна. И да, я даже думала, что влюбилась в него, но это было кончено, еще не начавшись.
— Потому что ты была мне неинтересна? Ты имеешь в виду…
— Да я уже сто лет влюблена в тебя, — быстро лепечу я, не глядя на него.
— Вау, — говорит он и хватает куртку. — Пожалуй, лучше выйти наружу.
Он подходит к двери. Я в смущении остаюсь сидеть. Fuck, я думала, он сейчас скажет, что тоже влюблен в меня. Может, я его вовсе не так поняла?
Внезапно он останавливается и поворачивается ко мне.
— Я надеялся, ты тоже со мной пойдешь.
— О, — говорю я и спешу вслед за ним.
На улице он берет в ладони мое лицо и целует меня. Сперва очень нежно и осторожно, потом сильно и страстно. И это стоило нескольких месяцев ожидания.
ГЛАВА 24
Я возвращаюсь домой, витая в розовых облаках. Мы целовались, обнимались и говорили друг другу, какие мы были глупые, думая, что не интересны один другому.
— Ты уверен, что тебе нужна подружка, над которой вся школа потешается? Чьей грудью уже все полюбовались? — в какой-то момент спрашиваю я.
— О’кей, конечно, мне бы хотелось впервые полюбоваться на твои груди другим способом, зато теперь я уже знаю, что меня ожидает много прекрасного, — отвечает он.
Он поднимает брови.
— Шучу, шучу. Я же тебе только что сказал, что уже несколько месяцев в тебя влюблен. Ты что же, думаешь, что я тебя при первом трабле сразу же брошу? — говорит тогда он.
— Первый трабл? Ты разве забыл, что сегодня за меня кое-кому нос расквасил?
— Это не считается, — отвечает Симон, — мы тогда еще не были вместе. Кстати, я не могу описать тебе, как мне сейчас классно! Линда, — говорит он, и сердце у меня подпрыгивает, — это же не просто флирт, ты понимаешь? И я надеюсь, что чувство у нас взаимное.
— Ты с ума сошел? — говорю я. — Именно потому, что у меня такой краш на тебе, я хочу, чтоб ты избавился от этой напасти. Я ведь ходячая зона бедствия! Кроме того, тебе, должно быть, стыдно ходить по улице с девушкой, которая висит в Фейсбуке полуголая.
— Стыдно? — засмеялся Симон. — Линда, какая ты восхитительно наивная! Мне совершенно нечего стыдиться. Да все позеленели от зависти! Девчонки — от зависти к тебе, потому что ты такая невероятно секси, а парни — от зависти ко мне, потому что ты моя девушка!
— Ты говоришь это только для того, чтобы сделать мне приятное.
— Вовсе нет.
— А я теперь боюсь на улицу выйти.
— Придется.
— Буду по интернету учиться.
— Понятное дело, у тебя такой офигенный опыт с интернетом, — цинично шутит он. — Нет уж, завтра с поднятой головой войдешь в школьные ворота, а я до конца года буду водить тебя за ручку. Только на уроках отпускать. Потому что учусь на класс старше.
Но как только я прихожу домой и открываю мейл, мое розовое облако внезапно как метлой сметает. И напрочь.
У меня масса запросов на дружбу, и все от мальчиков. Некоторые знакомы мне по школе или по клубу, но пара-тройка аккаунтов выглядит фейковыми, созданными специально, чтобы отслеживать меня анонимно. Все запросы я игнорирую. Даже если у этих ребят нет задних мыслей, они ведь не интересовались мною, пока не увидели меня без лифчика. Само за себя говорит, нет?
Но потом я вижу сообщения на моей стенке и в уведомлениях. Есть парочка милых выражений поддержки, но как минимум столько же реакций людей, обзывающих меня шлюхой, хайпожоркой или наивной курицей.
В этот раз я не реву. Я всех их блокирую. Всех этих так называемых друзей.
Потом долго таращусь на экран. Просматриваю свои старые фотографии. Мои старые сообщения. И спрашиваю себя, в самом ли деле моя жизнь станет настолько хуже без Фейсбука.
Я возвращаюсь в свои альбомы и сгружаю фотографии, которые мне очень нравятся и которые уж точно хочется сохранить. Потом перехожу в настройки и кликаю на «Удаление информации».
Некоторое время я мешкаю, когда компьютер спрашивает меня, действительно ли я хочу деактивировать свой аккаунт. Потом быстро кликаю на «Да», пока не передумала.
Некоторое время я ожидаю, что внезапно запаникую, потому что моя мордокнижная жизнь стерта одним-единственным кликом.
Но этого не происходит.
Наоборот, такого облегчения я давно не испытывала.
* * *
Очень жаль, что это ощущение длится совсем недолго, потому что через десять минут, пока я делаю уроки, в мою комнату входит мать. Она все еще в куртке и туфлях и явно запыхалась.
— Ты чего это домой так рано? — изумленно спрашиваю я. — А кто собирался куда-то идти поесть с коллегами?
— Кто бы тут сидел вопросы задавал, — рявкает она. — Директриса твоя мне только что звонила. Ты спровоцировала драку между двумя мальчиками и вдобавок прогуливаешь. Тебя на неделю отстранили от уроков.
Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда. Со всеми этими делами у меня даже не нашлось времени подумать о матери.
— Будь любезна выйти на кухню, — говорит она и топает вниз по лестнице.
— Рассказывай, — говорит мама, ставя на стол чашку чая. Ага, «ставя»: она грохает ее на стол так сильно, что я отшатываюсь назад, чтобы меня не ошпарило.
Если бы обстановка не была такой напряженной, я бы точно расхохоталась. Мама просто бушует от ярости. И все же она сделала мне чай, потому что материнский инстинкт преобладает над всем. Как бы она ни сердилась, любовь ее всегда будет больше. И вот я начинаю с самого начала и одним духом выкладываю ей всю правду.
Через полтора часа, когда Арне приходит с тренировки по футболу, мы с мамой все еще сидим за столом в кухне.
— А похавать нету? — спрашивает Арне.
— Сделай сам чего-нибудь, — хором говорим мы с мамой и сквозь слезы улыбаемся.
Только тогда Арне внимательно смотрит на нас и проникается серьезностью ситуации. Не говоря ни слова, он смывается в свою комнату.
Я рассказываю маме, как селфи появилось на Фейсбуке и что это, вне всяких сомнений, месть Брама, ведь я подставила его лучшего друга. Как надо мной смеялись и издевались. Но я рассказываю и о Симоне, который оказался моим храбрым принцем на белом коне.
— Может, нам пойти с директрисой поговорить? Мы ей все расскажем, и она точно сократит тебе наказание, а то и вовсе отменит.
— Нет, мам, — говорю я. — Вот это ни в коем случае. Это слишком
