порту, прозвучал совершенно неожиданно:
«Всем офицерам, за исключением находящихся на вахте, явиться на празднество, имеющее место быть в Морском клубе в девять часов вечера».
Шумные и веселые молодые офицеры толкались в узеньких каютах, вертелись перед зеркалами, препирались из-за мыла, бритв, помазков и пудры, поскольку чувство собственности у моряков, живущих на борту в тесноте и как попало, почти совсем отсутствовало, и трудно было определить, кто чему хозяин.
Уставшие и скептически настроенные пожилые офицеры, как обычно, были недовольны и глухо ворчали:
«Извольте — празднество… казенный бал… в обязательном порядке… Только этого нам не хватало!»
— В армии даже развлекаются по приказу, — с едкой иронией заметил доктор Барбэ Рошие, раздраженно бросая кости в ящик для нардов.
— Не раздражайтесь, доктор. Пойдемте со мной на бал, ведь вы тоже принадлежите к большому семейству военных, — уговаривал его капитан-лейтенант Минку, невозмутимый, как философ.
— Хорошо, но что я буду там делать? Ведь я ни разу в жизни не танцевал!
— Ну и что? Как будто я танцевал, хотя в военном училище у нас был учитель танцев, который даже отметки нам выставлял. Будучи обязан посещать балы, я занимался изучением света и учился наблюдать. Бал та же сцена. Если у вас есть склонность к наблюдениям и верный глаз, то вы проведете время, как в театре. Ведь, по сути дела, балы — это не что иное, как эротический спектакль, который ставит перед вами социальная жизнь. Примитивные танцы, пляски дикарей, так нее как и современные танцы с жестами и движениями под ритмическую музыку, тесные объятия на глазах у всех — все это создает впечатление разыгрываемого действия и является не чем иным, как элементами эротической пьесы. А пышные туалеты, губная помада, румяна, которыми теперь пытаются подправить природные недостатки, — опять-таки лишь замена татуировки наших предков. Меняется только форма, сущность остается вечно той же.
Поверьте мне, что не пожалеете. Здешние балы интересны и оригинальны. Я их прекрасно знаю, ведь я столько лет прожил в этом крохотном космополитическом лупанаре.
Морской клуб, присоединенный к динамо-машине крейсера, был освещен совершенно феерически. В садике перед ним деревья тоже светились, увешанные гирляндами цветных лампочек.
Под неусыпным взглядом госпожи комендантши, которая ничего не упускала из виду, группа бойких молодых офицеров, отутюженных, напудренных, в белых перчатках, суетилась у входа, учтиво провожая гостей в канцелярию, наспех превращенную в гардеробную.
Параска, краснощекая липованка, горничная из гостиницы «Националь», была специально нанята вместо гардеробщика. Ей помогала старуха Маргиоала, обстирывавшая всех военных моряков.
Гости прибывали один за другим согласно рангам: служащие, торговцы, дипломаты и, наконец, Европейская комиссия.
Самым первым, как и обычно, появился господин Тудораки, начальник таможни, одетый как на парад, в длинный, до колен, зеленоватый сюртук, от которого сильно пахло нафталином. Львица была в пышном платье из тафты серого цвета. Ее серьги и брошь были одинаково украшены старинными топазами.
— Браво, господин начальник! Как и всегда, вы первый представитель румынских властей! — весело встретил его какой-то капитан.
— О господи, господин капитан. Приходится… Ведь дело здесь не в развлечении… Это же долг чести, национальной, можно сказать. Как настоящий румын, я должен быть здесь, словно по приказу. Ведь Румынский королевский флот поднимает наш престиж, утверждает наш суверенитет здесь, среди иностранцев, в этом космо… литическом городе… — Начальник таможни всегда спотыкался, сколько, бы раз ни пытался произнести слово «космополитический».
Из мира коммерсантов раньше всех пришел господин Кохен, в узком фраке, сохранившемся у него со времени юности, когда у хозяина еще не было никаких признаков живота. Госпожа Бланш Кохен, отягченная многочисленными драгоценностями, в голубом шелковом платье, выставляла напоказ декольтированную пышную грудь. Ее дебелую шею украшало жемчужное колье. На каждом пальце блестело по два, по три кольца с бриллиантами, рубинами, изумрудами.
Кохен стал знаменит в связи с путешествием по Дунаю короля Кароля I. Примарь тогда представил его как доверенное лицо какой-то фирмы. Кохен же поспешил прибавить к этому и титул главного агента по распространению румынской королевской лотереи.
«Я никогда не играю в лотерею, даже в королевскую», — отозвался король с тонкой усмешкой.
Люди долго потешались над этим случаем и даже пустили слух, что Кохен якобы попытался продать королю лотерейный билет, заверяя его, что билет обязательно выигрышный.
— О боже, как это возможно, что вы не взяли на наш праздник ваших барышень! Таких милых и талантливых девушек! — стала упрекать гостя госпожа комендантша.
— Прошу прощенья, мадам, — смутившись, отвечал ей Кохен, — здесь действительно все прекрасно веселятся и совершенно бесплатно, но, видите ли, мои дочки, хотя они и образованные девушки, занимаются и музыкой и рисованием, но слишком еще молоды… и кто знает, что может произойти среди такого количества господ офицеров, красивых молодых людей… Сами понимаете, немножечко осторожности никогда не мешает… Не сердитесь, пожалуйста… — И господин Кохен рассыпался в извинениях и комплиментах.
Танцы уже начались, когда появился адмирал со своим штабом. Танцующие пары сразу остановились посреди зала. Офицеры вытянулись во фрунт, а все гражданские лица приветствовали его почтительным поклоном. Мужчины, так внушительно выглядевшие в своих черных костюмах, согнулись пополам, насколько это позволяли их фигуры. А женщины в бальных платьях, с обнаженными плечами и руками присели в грациозном реверансе.
Адмирал, суровый военный, с пышной белой бородой, закрывавшей грудь до самых орденов, торжественно пересек зал, словно производя смотр. Пожав нескольким гостям руки, он уселся в глубине зала среди местных властей.
Танцы возобновились.
Жара в зале была удушающая.
Твердые, накрахмаленные воротнички стали размякать. В воздухе стоял резкий запах, бросавшийся в голову: это была смесь крепких духов, пота и нафталина.
Многие вышли в сад подышать чистым и прохладным воздухом, веющим с моря.
Несмотря на то, что среди ветвей деревьев сияли лампочки, между кустов оставалось достаточно тени и потаенных уголков для влюбленных пар, искавших укромных местечек, куда бы не проникал свет.
Доктор и Минку не танцевали и не смешивались с участниками бала. Они стояли у дверей в зал, подпирая притолоку, наблюдали за танцующими, шепотом обменивались впечатлениями и критическими замечаниями. Чувствуя необходимость прибегнуть к более крепким выражениям, они выходили в сад, на свежий воздух, продолжая разговор в полный голос.
— Какой богатый зверинец, — заметил сухо доктор. — Сколько животных самых различных видов…
— Самая настоящая интернациональная окрошка, — добавил Минку.
— И где можно найти на таком крохотном пространстве столь причудливую смесь различных рас, человеческих типов, языков и социальных положении? Настоящая пародия на дипломатический раут. Официальные и надменные представители с фальшивыми улыбками на лице пожимают руки авантюристам и мошенникам, вчерашним лодочникам, сегодняшним миллионерам. Все эти люди
