обнаружит в УВД злоупотребления. Он отказался.
В МВД тем временем начинала разворачиваться борьба со «щёлоковщиной». Месяц от месяца она будет усиливаться и сделается в конце концов навязчивой идеей Виталия Васильевича Федорчука. Удары наносились без разбора по правым и виноватым. Передаю слово Игорю Ивановичу Карпецу, возглавлявшему десять лет уголовный розыск страны (до 1979 года). Имя генерала Карпеца — одно из самых уважаемых в истории отечественного сыска. Крупный ученый, практик, человек высокой культуры и порядочности — более чем авторитетный свидетель! Читаем горькие строки в его книге воспоминаний «Сыск»:
«С приходом министра Федорчука, его „серого кардинала“ Лежепекова (заместителя министра по кадрам. — Авт.) и их сподручных началась „охота на ведьм“. Всех лучших сыщиков, собранных в группу старших инспекторов по особо важным делам во главе с их руководителем А. С. Муравьевым, „ликвидировали“, ликвидировав группу как самостоятельное подразделение. Трагична судьба А. С. Муравьева. Он был вызван в Управление кадров министерства, с ним велся длительный и, видимо, очень тяжелый разговор. Зная характер Алексея Сергеевича, я представляю, что „разговаривающим“ было с ним нелегко. Он же, выйдя оттуда, сказал товарищам, что уезжает к матери, по-моему, в Смоленскую область. Через два дня мы получаем известие о том, что А. С. Муравьев — могучий человек, прошедший войну, видевший смерть и в уголовном розыске, честный, прямой — окончил жизнь самоубийством выстрелом из охотничьего ружья. Последние его слова были: „Меня толкали на подлость, пусть не рассчитывают на это“. Следствия по факту самоубийства не было. Не было расследования по факту самоубийства еще одного из начальников отделов, работавших при мне, — Владимира Николаевича Нечаева. Меньше всего можно было думать, что он способен на это. Выдержанный, корректный, прекрасный специалист. В тот же период после „крупного разговора“ не выдержало сердце у Юрия Константиновича Щербакова — начальника отдела по борьбе с наркоманией, еще молодого, но весьма квалифицированного работника».
Широкая общественность, дышавшая воздухом перемен, не подозревала о том, что происходило в недрах Министерства внутренних дел. Кое-что стало известно позже. И сейчас удивляешься: неужели такое было возможно? Увы — да. В милицейских учреждениях варварски истребляли память о Щёлокове. Во дворе центрального музея МВД горел костер, в котором сжигали фотографии бывшего министра. С сувениров и экспонатов, подаренных им, музейщики стирали дарственные надписи (непросто было зачищать мраморные и металлические поверхности, но заставляли). Не щадили в ведомстве и соратников Николая Анисимовича: например, под запрет в милицейских вузах попали печатные работы криминолога Карпеца.
Бывшие сотрудники расформированной ОРЧ понимают, что основные проблемы у них впереди. Наиболее дальновидные спешат уволиться из главка. Королев, Ландызин и еще несколько человек вернулись в уголовный розыск, сказав на прощанье: «Там нас не достанут». Маркин уехал советником в Афганистан (откуда он вернется через два года с боевыми наградами). Бутенин и Ярцев решают все же остаться в ГУБХСС, в отделе, руководить которым назначили Валерия Пахомова. В самом деле, чего им опасаться? Что они нарушали? Прекратится же когда-нибудь «охота на ведьм», и им дадут возможность работать.
Апакидзе пока остается за штатом. В мае его заставляют пройти плановую диспансеризацию в центральном госпитале МВД. Бутенин и Ярцев навещают там Вилена. Он настроен внешне безмятежно. Гуляет по скверу, кормит орехами белочек. Одну приручил — она смело залезает за угощением в карман его куртки.
И вдруг Ярцев передает товарищу настоятельную просьбу Апакидзе: тот просит срочно забрать его из госпиталя. Объясняет это Вилен тем, что его собираются перевести из кардиологического отделения в психиатрическое. Он не доверяет ведомственным врачам. Подготовившись, сыщики проводят операцию по похищению пациента из охраняемого учреждения. Ночью они подъезжают к ограде госпиталя, к условленному месту, разжимают домкратом металлические прутья. В образовавший проход протискивается беглец… Апакидзе объяснит руководству свое исчезновение из госпиталя тем, что у него заболела жена.
А в первые дни июня Вилен вообще исчезает из Москвы. Его друзья в панике: они не могут узнать, где он находится. Объявляется он в конце года. Знакомые удивлены состоянием 47-летнего Апакидзе: передвигается с трудом, зубы, и без того плохие, почти выпали, по всем признакам — он тяжело болен. На вопрос, что с ним случилось, Вилен либо отмалчивается, либо добавлял тумана: «Из меня хотели сделать дурака, но у них ничего не вышло».
Кто хотел? У кого не вышло? Подробностей наш герой не сообщал. Понимая, что у него на это, наверное, есть основания, знакомые с расспросами не наседали. Придет время — расскажет.
6. С волками жить — по-волчьи выть
Неудивительно, что тогда стали появляться разнообразные версии исчезновения и возвращения Апакидзе. Например, такая (ее записал Первый биограф):
«Распространился слух, что Вилена насильно упрятали в психушку. Это произошло в Тбилиси. В клинике у Вилена, запертого в четырех стенах, пытались выведать какую-то ценную информацию, касающуюся его прежней работы. Ему кололи препараты по растормозке сознания. Апакидзе сумел обмануть врачей, а в какой-то момент сбежал из больницы. Старый товарищ вывез его на машине за пределы республики по Военно-Грузинской дороге, уже закрытой для автомобильного транспорта, через Владикавказ. Вилен долго отлеживался дома, приходил в себя».
Удивительно, но этот момент в биографии нашего героя так и остался не проясненным до конца его дней. Вилен всегда уходил от конкретных разговоров на эту тему. Однако абстрактно рассуждать о проблемах психиатрии он очень любил! Например, у него была целая теория, как следует вести себя здоровому человеку, если его насильственно подвергают воздействию психотропных средств. Тут Апакидзе давал настолько продуманные советы, что его слушатели не сомневались: нечто подобное он сам пережил!
Вилен говорил примерно следующее (его рекомендации запомнил библиофил Аркадий Шварцер): «Допустим, вам, пациенту психиатрической лечебницы, делают „инъекцию правды“. Прежде всего, следует почувствовать момент „прихода“ препарата. Нужно тут же безвольно откинуть голову. Врач немедленно прекратит делать укол, чтобы не превысить критическую для вас дозу. Раньше времени начнешь симулировать — врач это заметит по зрачкам, моторике и другим признакам. В общем, надо ждать „прихода“. И в таком состоянии, собрав всю волю, стараться нести осмысленно-бессмысленный бред. Придумайте себе навязчивую идею: допустим, ваша машина припаркована в плохом месте, и вы опасаетесь, что ее вскроют, угонят, разобьют. И не отступайте от нее. Тогда, вероятнее всего, „сеанс“ скоро закончится». По словам Шварцера, Вилен рассказывал так, словно вспоминал реальный эпизод из своего прошлого.
У нас есть возможность узнать, что случилось с нашим героем в описываемый период.
Вилен в июне 1983 года был госпитализирован в психоневрологическую больницу в Тбилиси — это верно. Вместе с ним в столице Грузии находилась и его жена. В середине
