Сварт с ненавистью закрыл глаза, сжимая зубы. В сознании вставало видением совершенно бессмысленное пятно, от которого не удавалось избавиться, как в бреду. Он открывал глаза, смотрел на лианы, связывающие доски плота. Недавно он заметил еще одно ужасное обстоятельство: лианы планомерно перетирали слишком пористую древесину, врезались в нее, но при трении оставляли на стволах глубокие отметины. Казалось, отчетливо слышно, как рушатся волокна смоквы. Времени оставалось все меньше. И что уж дальше – лучше не думать. Иногда вообще лучше не думать… Ничего не изменится от мыслей.
Но, как назло, в мозгу мерцали смутными образами воспоминания весьма далеких дней. То время, когда он еще не пролил первую кровь. Светлое? Едва ли… Совсем наоборот.
Сварт лежал на плоту, глядя на солнце сквозь стекла треснувших очков, и больше никуда не стремился. Почти как в тот вечер, в котором и начиналась цепочка нестройных образов детства и ранней юности. Да, именно в тот вечер беспредельного отчаяния.
Первое, что Сварт помнил из детства – грязные улицы.
Ему едва исполнилось семь лет. Он скитался среди немощеных переулков, оскальзываясь на помоях и теряя равновесие. А еще оглушала нестерпимая боль, врезавшаяся в разбитую голову.
Кто-то напал на него, смутно мелькал страшный образ. Кто-то хватал грязными лапищами. Или когтями? Царапал, выкручивал руки. Но он кое-как сбежал, получив по голове. И потом бесцельно бродил по улицам, потеряв понимание, что происходит вокруг. Его ужасно мутило, и с того дня мир потускнел – что-то случилось с глазами. Он беспрестанно тер веки, но ничего не менялось в расплывчатых силуэтах.
Его пронзал страх, но он, маленький мальчик, не плакал. Брошенные дети редко плачут, ведь им некого звать на помощь. Брошенные дети умирают тихо, как больные щенки. Как и затерянные странники посреди океана…
«Зачем я вспоминаю тот вечер? Зачем сейчас? Надо бы придумать новый план… План… Посреди океана? Плана нет… Воды нет… Это ли не последние часы, когда вся жизнь пролетает перед глазами?» – думал Сварт из настоящего, глядя на себя из прошлого, жалкого и никому не нужного.
Вот он идет по улицам трущоб одного из городков Круны, а вот уже падает, споткнувшись на куче рыбных потрохов, выкинутых из чьей-то лавки. Возможно, судьба начертала ему умереть именно в тот вечер, потому что подняться он уже не смог. Но он всегда плевал на законы судьбы.
Очнулся он на пороге притона, где уродливые женщины обслуживали заходящих в бедный порт матросов. Кто-то внес изможденного бродягу внутрь и спрятал на чердаке. Так началась новая жизнь мальчика по имени Сварт и цепочка относительно связных воспоминаний.
Одна из женщин была добра к нему. Настолько, насколько способна измученная блудница из портового притона. Хотя он никогда не понимал, что значит доброта.
Она же подарила первые очки, сказала, что их забыл один из клиентов. И размытые силуэты, окружавшие растерянного Сварта, обрели четкие очертания.
– Эй, малыш, ты должен учиться. Иначе лет с двенадцати будешь работать… как мы, – предупредила она.
Призраки говорили в голове отчетливо и звонко, их слова стучали кровью в раскаленных висках. Только лица оставались размыты.
– Чему учиться? – спросил он.
– Чему получится. Если научишься бить морды, станешь нашим охранником. Если освоишь цифры, будешь помогать хозяину подсчитывать, что мы заработали. Давай, ты вроде не глупый, – подбодрила его женщина. Имени он уже не помнил, не считал важным хранить на задворках сознания.
– Хорошо. Я научусь! Всему! – воодушевленно пообещал он и попросил хозяина научить его считать.
Хозяин не очень обрадовался, но согласился. И Сварт жадно вгрызся в новые знания. Азы давались легко, как будто кто-то уже научил его считать и писать. Но кто? Как он жил до семи лет? Этого Сварт не знал, но предполагал, что был сиротой, рожденным в бездне нищеты и презрения. Или нет? На хлипком плоту это не имело никакого значения.
Сварт просто позволял призракам рассказывать свои истории. И снова перед ним в полусне поплыли смутные видения, отдающие подобием теплоты. Яркие лучи солнца сменялись мутными пятнами долгих вечеров, копотью масляной лампы, скрипом затупленного пера.
Тайком он добыл себе несколько книг, учебников и задачников. Вскоре ему начали доверять первые подсчеты денег. Получалось у него прекрасно, он никогда не ошибался.
Переливы монет уже тогда отзывались в душе тайным волнением: он хотел присвоить их себе. Себе, а не отдавать сварливому хозяину, который в плохом настроении избивал и его, и девушек.
– Такая у нас жизнь, – вздыхала случайная покровительница, когда они вдвоем прикладывали холод к свежим синякам.
– Нет! Не хочу такую! – возмущался Сварт. И вскоре попросил вышибалу научить его приемам рукопашного боя.
Немолодой громила сначала скептически сказал:
– Да куда тебе, очкарик.
Но Сварт зашипел, увернулся от грубой оплеухи, подпрыгнул и врезал охраннику в ухо. Тот пошатнулся, гулко ухнул и вместо новой оплеухи ответил:
– Ладно. Посмотрим, что из тебя выйдет. Злющий ты, как стая ос! Но нам такие и нужны.
С того дня синяков меньше не стало, зато появлялись они по большей части после коротких тренировок. Сварт быстро рос, тянулся молодым деревцем на каменистой почве. Несмотря на недоедание, он научился неслабо бить первым и уклоняться от атак громилы, который на деле оказался медлительным и неповоротливым.
– Запомни первое правило: клиент всегда прав, – говорил он в начале обучения. – Клиентов бьем только в исключительных случаях.
– Но он же бьют девушек! – возмущался Сварт, как будто тогда еще верил в справедливость. Он часто слышал, как из комнат доносятся крики боли, а потом блудницы появлялись со свежими кровоподтеками, рассеченными губами и заплывшими глазами.
– Бьют, но за это же доплачивают хозяину. Если не доплачивают, мы бьем их.
Правило не нравилось. В душе все бунтовало, потому что в то время его сердце еще не до конца очерствело, не совсем оглохло. Или нет? Сварт мысленно посмеялся над собственной наивностью.
Волна, окатившая плот, вырвала его из липких пут начинавшегося бреда. На растрескавшихся губах ощущался соленый вкус, но жажда не прошла. Тенями осьминогов наползало мрачное прошлое. В котором он еще считал, будто неправильно избивать блудниц за деньги.
Но уже тогда он с трепетом души рассматривал золотые монеты, оставленные клиентами. И порой во снах представлял, как однажды разбогатеет и поселится в красивом доме торгового квартала, куда его посылали с мелкими поручениями в знак доверия. Желание убивать пришло позднее. В тот год, когда погибла его покровительница.
Он помнил, как шептал соленый ветер: в порту стоит паровой корабль, в порт пришла беда. Пока судно джиннов разбиралось с грузом, команда развлекалась на берегу.
