вы в меньшем составе боитесь хрупкой, связанной девушки? Тоже мне, мужчины, воины. Ударить со спины, связать так, чтобы отнялись руки и ноги, вставить металлический стержень в рот, не давая губам сомкнуться, словно не женщина перед вами, а лошадь. Нагло облапали, видимо кроме как до связанной женщины вы и дотронуться не можете не до кого. Теперь пришли вчетвером, в броне и с оружием и демонстрируют, что не бояться меня!
Молодые ребята стушевались, явно какие-то слова да попали в них, девушка же сплюнула на пол, и рванув на себе ворот рубашки, оторвав несколько пуговиц и почти обнажив грудь, почти крикнула им в лицо.
— Вот! Смотрите! Вы же по-другому не можете!!!
Мгновение. Всего на мгновение бойцы стыдливо опустили взгляд, но этого хватило, чтобы девица вырвала из ножен стоящего перед ней воина кинжал и постаралась широким ударом перерезать им гортани, но к несчастью для неё, меня смутить подобным выражением было трудно, да и раскачанная ловкость в небеса давала о себе знать. Одновременно с замахом клинка свистнул хлыст, что ударил девице по руке, рассекая кожу запястья, заставляя пальцы разжаться, а «невинную жертву» сложиться пополам, баюкая руку, которую сейчас обжигала пронзающая, режущая боль. Видя внутренний раздрай своих бойцов, я вышел из угла.
— Знаешь, есть такое понятие как противник, и к нему не применимо гендерное различие, просто потому, что цель противника всегда одна и та-же — убить тебя, или как-нибудь навредить. Сойдись мы в банкетном зале, где ты мило улыбаешься, а я под гром оркестра приглашаю тебя на танец — да, это имело бы смысл, можно было бы предъявить обвинения в отсутствии манер, плохом вкусе или любом другом заурядном недостатке. Но сейчас, ты отравила моего человека, более того — друга, пыталась выведать информацию, а таких вещей не прощают просто потому, что у тебя красивые глаза.
— Он гном, а не человек.
— А это уже расизм. В устоявшемся выражение подобные детали не важны, хотя бы потому, что понятен их смысл и объект, о котором идёт речь. Но это всё софистика, не имеющая ничего общего с вопросом, ради которого мы здесь, а именно: Что вы хотели от гнома?
— Так я тебе всё и рассказала!
— Знаешь, я уже видел, на сколько ты боевая фурия, у тебя сильный характер, который я бы мог, но не хочу ломать. Давай сделаем с тобой проще? Ты же у нас девушка, леди, припудрим тебе носик?
Пленница, что до селя хотела что-то сказать, резко осеклась, а когда я из кармана достал более, чем знакомую для неё пудреницу, на лице проступила явная бледность. Она постаралась отодвинуться, помимо воли отрицательно покачала головой. Но всё это было не столь важно, решение было уже принято.
Не найдя у себя ничего, что напоминало бы чайную ложку, так, как давать вытяжку красного глаза с клинка я опасался, дабы не поранить девушку, взял монету. Зачерпнул немного снадобья и использовав не хитрый фокус с зажатым носом, заставил проглотить снадобье. И через несколько минут уже имел ответы на интересующие меня вопросы.
Сия девица работала в одном борделе. Сначала как девочка, затем, когда руководство поменялось стала более приближенной к новой хозяйке. Всё у них шло относительно гладко, до тех пор, пока к ним не ввалилась ватага вооружённых людей и не потребовала вернуть тот предмет, что был на сохранении. Она не знала, что это, впрочем, как и новая хозяйка. Но что более страшное — они не знали где спрятана вещь, новенькую главу не успели просветить в это дело, гибель старой была слишком неожиданной. С огромным трудом девицам удалось объяснить ситуацию, с ещё большим трудом узнать кто строил их особняк. И вот, отобрав троих, наиболее подготовленных бойцов охраны, они отправились через три королевства, дабы хорошенько расспросить некоего гнома Горума. И у них получилось бы, но вмешался его друг…
Узнав от неё всё, что было необходимо, я выдал инструкции по отпаиванию лимоном, после чего вышел на осмысление полученной информации, но не успел я ещё даже обдумывать мысль, как получил от одного из новеньких бойцов вопрос, на который не мог ответить.
— Мираж, слушай, а вот то, что ты говорил, это как вообще так вышло, что ты стал таким непрошибаемым?
— А кто тебе сказал, что я непрошибаемый?
— Ну ты так говорил…
— Мало ли, что я говорил противнику. Друже, на войне логика проста: либо ты, либо тебя. Мне крайне неприятно поднимать руку на девушку, даже если это противник. Мне так же было неприятно слышать её слова, но я понимал, что она этим пытается добиться. Если отбросить эмоции, то она просто пыталась дезориентировать нас, точно так же, как бросок песка в глаза.
— Понял. А мы в обратном направлении можем как-то воздействовать?
— Можем, но это гораздо сложнее и не столь изящно, как не крути, девушки есть девушки.
— А как?
— Есть у меня одна мысля, давай попробуем. Идите, начинайте допрос второй, помнится была там одна рыженькая.
Описав потихоньку Ральфи план его действий, отправил ребят на допрос. Сам же выждал минуту, после чего вошёл.
Девушка уже была развязана, с вытащенным кляпом и судя по упрямо поджатым губам — на отрез отказывалась говорить. Пройдя к ней без остановки, взял фонарь у одного из бойцов, и подняв его перед лицом девушки, десяток секунд его изучал, после чего развернулся и через плечо велел.
— Сжечь ведьму.
Ральфи, что был проинструктирован, скорчил жалобную гримасу и ответил с протяжным выдохом-стоном.
— Но она ведь такая красивая…
Я замер, изобразил задумчивость, после чего ответил.
— Хорошо. Но потом сжечь!
Ожидаемой мной реакции я дождался тогда, когда взялся за дверную ручку и распахнул дверь, девушка таки выкрикнула.
— Стойте! Я всё расскажу!
Обернувшись и прикрыв дверь, я наблюдал уже несколько иную картину, чем минутой ранее — в глазах слёзы, губы подрагивают, лицо мертвенно-бледно, но щёки при этом пылают от смущения и негодования.
— Слушаю, рассказывай.
В целом, её история мало чем отличалась от предыдущей, немного другие эмоциональные оттенки, что выдавали в ней участника тех же событий, но воспринимающих их по-своему, но и только.
Связав и оставив пленницу одну, мы вышли в комнату с обмундированием девиц, где я задал вопрос тому самому роге.
— Понял что-нибудь?
— Ага, вы разыграли спектакль, напугали её. Вот она и вывалила всё.
— Ну почти
