Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
А уж прочие помощники, штурманы и механики, не говоря уже о простых матросиках, могут обходиться, как хотят. Хоть в кулак, хоть друг с другом. Я набил рот салатом и совсем успокоился. Мое сердце угомонилось и снова стучало ровно и уверенно.
Однако теперь появились другие мысли.
Конечно, меня нисколько не интересовала буфетно-постельная душа этой бабенки, но то, что внешне она была так же гибка и стройна, так же подвижна и легка, как Настя, возбудило меня. И та моя часть, которой было наплевать на высокие чувства, ожила и заинтересовалась появлением в непосредственной близости подходящей девки. И я, не очень-то и сопротивляясь пожеланиям этой самой моей части, которая располагалась чуть ниже брючного ремня, подумал о том, что неплохо было бы этой буфетчице засадить по самые гланды.
Сначала эта мысль была неявной и мимолетной.
Но, когда я принялся за приготовленный Галей хорошо прожаренный бифштекс, я подумал, что мысль эта на самом деле весьма неплоха. А когда дело дошло до компота, который она так красиво принесла, я уже твердо решил, что заправлю-таки свой эклер в ее мохнатый сейф. Желательно, конечно, чтобы он был не мохнатым, а гладко выбритым.
Но это уже частности.
Поблагодарив присутствующих за компанию и пожелав им приятного аппетита, я поднялся из-за стола и отправился к себе в амбулаторию, чтобы в спокойной обстановке переварить обед и впечатления, которые произвела на меня эта Галя.
Выйдя на палубу, я с удовольствием наполнил легкие чистейшим морским воздухом и осмотрелся. Вокруг до самого горизонта простиралась сверкающая поверхность океана. До этого я никогда в жизни не видел такого огромного пространства, и оно производило на меня очень неслабое впечатление. На небе не было ни единого облачка, и только несколько чаек, покрикивая, кружились за кормой корабля.
Где-то в глубине корабля глухо шумели машины, и легкая вибрация отдавалась в ступнях. Одна из дверей надстройки открылась, из нее выскочил матрос с ведром, выплеснул грязную воду за борт и шмыгнул обратно. Дверь закрылась, и я снова остался на палубе один.
Раздумав идти к себе, я повернулся и пошел на бак.
Облокотившись на фальшборт в самом носу судна, над форштевнем, я почувствовал медленную и неглубокую килевую качку. Судно то приподнимало свой нос, то медленно опускало его, и мне это нравилось.
Я слышал о том, что всякая морская романтика существует только для людей, далеких от моря, а те, кто работают на воде, не видят ничего этого и ничем не отличаются от колхозников, работающих на полях и плюющих на красоту бесконечных просторов.
Возможно, это и так. Но я-то был как раз человеком, не имевшим к морю никакого отношения, и поэтому кайфовал на полную катушку. И все эти сверкающие дали, закаты, качка и прочий морской антураж были для меня как новая шикарная игрушка.
Наш рефрижератор, или на морской фене — рифер, был, как и положено, выкрашен в белый цвет, чтобы не очень нагревался под жарким экваториальным солнцем. Кстати, о морской фене. У них тут тоже, оказывается, свой базар. И не всякий с первого раза может врубиться, о чем это морячки бакланят. Ну, например, я до сих пор не знаю, что значат эти «майна» и «вира». Понятное дело, это — вверх и вниз. А вот что куда — я без понятия. Ну и еще много всяких слов вроде этих. Капитан у них, например, — мастер, старший помощник — чиф, боцман — дракон. Второй помощник — секонд, старший механик — дед, а мотористы — так тех попросту маслопупыми кличут, а еще — мотылями. Ну да ладно, мне с ними детей не крестить, так что ихняя феня мне до лампочки. Мне бы только до Гамбурга добраться.
А что касается отношений на корабле, то как-то уж так принято, что боцман, он же — дракон, является правой рукой капитана, а также его цепным псом и стоячим членом, посредством которого капитан, не пачкая белоснежного кителя, имеет всех нижних чинов. Вот и на здешнего боцмана Михалыча, а они все или Михалычи или Егорычи, матросики посматривали с уважением, а чаще с опаской.
В холодильниках, как и положено, мерзли аргентинская говядина и американская курятина. Но, сдается мне, эти хохлы возили не только заокеанскую хавку. У меня на всякие темные дела нюх — дай бог каждому. Я все эти макли просекаю автоматом.
На второй день плавания, когда я обходил судно, принимая его на предмет антисанитарии, я заметил, что когда совал нос в некоторые закоулки, сопровождавшие меня секонд и боцман напрягались, как в игре «холодно — горячо». Ну, я быстренько менял курс и направлялся в другую сторону. Зачем людей зря беспокоить! Это их пироги, а я тут не при делах. Или, например, неоднократно замечал, что стоят два матросика и базарят о чем-то вполголоса. И оглядываются при этом. А как увидят меня — тут же начинают громко трендеть о какой-то ерунде. Я эти детские дела давно уже проглотил и переварил. Можно было бы предположить, что это их личное отношение ко мне, типа — не заслуживаю доверия, но заработать недоверие за два дня невозможно, так что зуб даю — это у них были разговоры о своих делишках. А какие могут быть темные дела на корабле? Конечно же, контрабанда. Но, опять же, это не мое дело.
Постоял я на носу, подышал свежим воздухом и пошел все-таки к себе в лазарет. Скипятил водички, забодяжил чашечку кофе, а тут в дверь стучат. Тихонько чертыхнувшись, я радушно произнес:
— Да-да, войдите!
Дверь открылась, и через комингс, пригнувшись, перешагнул один из матросов. Это был тот самый Мыкола, который стоял тогда у трапа.
— День добрый, Евгений Викторыч, — уважительно сказал он.
Теперь я для него был не просто хмырь с берега, а уважаемый корабельный врач. И он со свойственной хохлам склонностью к чинопочитанию демонстрировал мне свой полный респект.
— Привет, Мыкола, — ответил я, — заходи. Мыкола закрыл за собой дверь и засмущался.
— На что жалуешься? — спросил я и покосился на дымящуюся чашку кофе.
— Та вот… — промямлил он, теребя пряжку ремня.
— Ну что, говори, не томи! Заболел, что ли? Судя по внешнему виду, на тебе пахать можно. Что случилось?
— Та… С конца капаеть, Евгений Викторыч. Сначала я не понял, а потом мне стало смешно, но я принял серьезный вид и сказал:
— С конца, говоришь, капает? И давно?
— Та ни… только сегодня закапало. У обоих.
— Та-ак… Это вас двое теперь, значит?
— Ага… Я и Петро.
— А Петро где?
— Та он за дверью ждеть.
Я подошел к двери, распахнул ее и увидел притулившегося к стенке длинного и тощего Петро, который, увидев меня, встал прямо и тоже засмущался.
— Та-ак, — сказал я многозначительно, — ну, заходи, сексуальный маньяк.
Он вытаращился на меня и встревоженно спросил:
— Який такий маньяк? Мы не маньяки, Викто-рыч, мы нормально отдыхали…
От волнения он не мог выбрать, говорить ли ему на чистом русском, который он отлично знал, или прикидываться дремучим селянином из Диканьки. Я эту хохлацкую заморочку давно уже просек.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
