Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Он ждет меня под деревом, уперев руки в колени, и тяжело дышит – его грудь ходит ходуном.
– Насколько я помню, не было случая, чтобы тебе удавалось обогнать меня.
– Ты и правда не изменился. Так и не научился понимать, когда надо позволить девочке выиграть. Хотя бы из вежливости!
– Ну представь, что я поддался и ты прибежала первой. Что тогда? Тебе не понравилось бы, что я бежал не во всю силу.
Мы спорим так, как будто нам снова по одиннадцать лет.
Подняв голову, я прохожу мимо, а он бежит за мной.
– Видишь? Теперь ты понимаешь, что я прав. Со временем люди меняются вовсе не так сильно, как им кажется.
Что ж, по крайней мере, в одном Вальтер не ошибается: поддайся он мне во время нашего забега, и я тут же почувствовала бы себя обманутой. В шутку я даю ему легкого тычка, и мы оба начинаем хохотать, сами не знаем почему. Я радуюсь, что Вальтер выиграл. В конце концов, он же мальчик.
Река, а вместе с ней и тропа, по которой мы идем, петляют теперь вдоль поля пшеницы. Золотистое море колышется по одну сторону от нас. Высокие колосья, нам по пояс, клонятся к тропе. Куши вдруг пропадает между ними – заметил, наверное, какого-нибудь зверька, – но скоро опять выскакивает прямо нам под ноги и бежит впереди, радостно вывалив язык.
Вокруг нас ни души, город остался далеко позади. От близости Вальтера у меня кружится голова. С ним так легко и в то же время тревожно. Он словно тигр, мощный, красивый, опасный. Сейчас он кажется совсем ручным, и его красота завораживает. Но я ни на секунду не забываю о том, что Вальтер может меня уничтожить.
– А это правда, – тихо начинаю я, – то, что о вас говорят? Что существует международный еврейский заговор с целью захватить власть во всем мире?
– Если он и существует, то я точно в нем не участвую. И никто из моих знакомых тоже.
От моей глупости мне становится смешно. Так он мне все сейчас и расскажет, как же!
– Скажи честно, Хетти, ты на самом деле веришь в эти враки? – Он смотрит на меня с тревогой.
Я долго думаю, прежде чем ответить. Конечно, он, может, и не такой, как другие евреи, но, вообще-то, людей его породы следует остерегаться.
– Мы сильно пострадали. Я говорю о нас, немцах. Из-за Версаля. Какую нищету мы пережили, столько бед, и все из-за того проклятого мира.
– Вот ты говоришь: «мы, немцы». – Вальтер срывает колосок и, обрывая с него усики, бросает их на ходу себе под ноги. – А я, по-твоему, кто? Разве не немец? В какой-то степени я даже больше немец, чем ты!
– Что ты этим хочешь сказать?
– У тебя мать француженка. А мои предки поколениями жили на немецкой земле. Я всегда гордился тем, что я – немец. Мой отец получил Железный крест, когда воевал за Германию. И чем же ему отплатили? Лишили гражданства, отняли все, что мы имели! Нас сделали чужими в собственной стране. – С этими словами он широко раскрывает глаза и взмахивает руками, потом хмурится и стучит себя пальцем по лбу. – Напомни мне, я что-то забыл – у твоего отца есть награда за храбрость?
– Нет. Он был храбрым, но наградой его обошли. Ведь это была сплошная оперетка.
– Вот как? Но зато сейчас у него все хорошо, верно? А у нас отняли все средства к жизни, да и саму жизнь перевернули с ног на голову. Ты только представь, каково это, а? Хотя бы попробуй! Представь, что страна, в которой ты родился и прожил всю жизнь, вдруг захотела от тебя избавиться. Но ты – честный немецкий гражданин, тебе больше некуда деться.
Сатана умен, у него складные речи. Не верь всему, что хочет внушить тебе дьявол.
– Как это – лишили гражданства и средств к жизни? Не понимаю. – Я представляю себе папу на моем месте и стараюсь говорить то, что сказал бы он.
Вальтер делает глубокий вдох:
– У нас отняли паспорта, Хетти. Если мы захотим уехать, нам придется заплатить, это называется налогом на выезд.
– А что это?
– Деньги, огромная сумма, которую мы должны выложить государству за то, чтобы нас отсюда выпустили. Фактически отдать последнее, что у нас есть. – Вальтер говорит размеренно, неторопливо, точно с маленьким ребенком. – Наш дом, все, что у нас еще осталось ценного. Еврейские предприятия теперь облагаются налогом на уровне тысяча девятьсот тридцатого года, когда их доходность была в десять, двадцать раз выше нынешней. Предпринимателю-еврею не дадут кредит в банке, а если дадут, то процент будет в пять раз выше, чем для немца. А ведь у нас почти не осталось покупателей, считаные единицы, да и те иностранцы. Мы почти банкроты. Отец и дядя продолжают вести дело из чистого упрямства – не хотят признать себя побежденными.
– Мне кажется, ты принимаешь все так, будто государство действует против вас лично, – говорю я. – Но ведь нацисты спасли страну и народ. Ты забыл, что с нами было после той войны. Чем виновата партия, если именно евреи стояли за теми ужасными условиями, на которых нас вынудили подписать мир, именно евреи были виновны в страданиях нашего народа, к которому привел тот мир…
– Неужели ты веришь, что кучка евреев-заговорщиков стояла за каждым из европейских правительств, с которыми Германия подписывала мир в Версале? – Вальтер покраснел. Он злится. Я раздразнила тигра. – Если верить нашему фюреру, то евреи везде крайние: коммунизм – их рук дело, капитализм тоже. Две совершенно разные идеологии. Разве такое возможно, Хетти? Как может один народ отвечать за все, что есть на земле плохого? Конечно, легко и просто свалить всю вину на нас, евреев. И обмануть народ тоже ничего не стоит: люди верят тому, чему хотят верить, им не важны доказательства.
Его слова жалят меня, как осы, я съеживаюсь от их беспощадных укусов. И все же он не совсем прав. Мы лично не несем никакой ответственности за то, что его семье сейчас плохо.
– Ты так говоришь, как будто это мой папа виноват во всем. Да люди ему просто завидуют.
Вальтер встает как вкопанный. Его глаза шарят по моему лицу.
– Так ты ничего не знаешь?
– Чего не знаю?
– Как вы поселились в этом доме.
– О чем ты? При чем тут наш дом?
Украл у людей дом и расселся в нем как хозяин.
Не так я представляла себе это утро.
– Ты и правда ничего не знаешь, совсем ничего? – переспрашивает он.
– И что с того? – огрызаюсь я. – Если ты что-нибудь знаешь, так расскажи! Легко тебе обвинять меня в том, что я ничего не знаю, а откуда мне знать, если мне никто ничего не рассказывает?
– Прости. Просто я думал…
– Пожалуйста, расскажи, – повторяю я, уже спокойнее.
Wissen ist macht. Знание – сила.
Мы продолжаем идти бок о бок по пыльной тропе.
Вальтер делает глубокий вдох:
– Дом, в котором сейчас живете вы, раньше принадлежал одной еврейской семье. Знакомым моих родителей. Только они были куда богаче нас и влиятельнее. Герр Дрюкер был непосредственным начальником твоего отца. Он был владельцем и главным редактором «Ляйпцигера». Но национал-социалистам не нравится, когда евреи контролируют пресс у. Вот почему группа влиятельных людей – твой отец и мэр города среди них – собралась и состряпала заговор против Дрюкера. Его обвинили в коррупции, неуплате налогов и всяком таком. Ничего из этого не было правдой. Дело передали в суд, где оно попало к судье Фуксу, ярому стороннику наци. Он с радостью вынес герру Дрюкеру обвинительный приговор.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
