Всем не терпится увидеть мастерскую, и мы начинаем спускаться по лестнице, идя плечом к плечу и заполняя весь лестничный пролет. Когда мы добираемся до самого низа, я уже с трудом могу дышать.
Я ожидала увидеть сырой, пахнущий плесенью подвал, но вместо этого вхожу в просторный, сухой, ярко освещенный зал, такой длинный, что я не вижу его конца. По его периметру висят скелеты, как человеческие, так и принадлежавшие животным, а рядом стоят витрины, полные костей, снабженных аккуратными надписями, в которых указаны их названия и виды магии, для которых та или иная кость годится лучше всего. В середине зала стоят рабочие столы, за которыми мы будем сидеть во время гонки костей.
– Быстрее, быстрее, – слышится вдалеке голос Норы. – Не мешкайте, не тяните волынку.
Зал все никак не кончается. Мы проходим мимо книжных полок, на которых стоят толстые, переплетенные в кожу тома, столов, на которых разложены карты Кастелии, и развешанных на стене плакатов со схемами различных частей человеческого тела.
Наконец-то я вижу Нору. Она стоит на сцене небольшого амфитеатра.
– Займите места в соответствующих секторах, – распоряжается она. – И поторапливайтесь.
Скамьи амфитеатра выкрашены в те же цвета, что и наши плащи. Огромные зоны: синяя и зеленая – для Врачевателей и Хранителей, зоны поменьше: черная для Костоломов, фиолетовая для Мешальщиков и оранжевая для Косторезов. А в самом центре крошечная красная зона, где одновременно могут сидеть не более шести учеников.
В этом же году нас только двое.
На краю красной зоны сидит девушка – насколько я понимаю, Заклинательница Костей с даром Ясновидения Первого Порядка. Ее рыжеватые волосы заплетены в затейливую косу, похожую на скелет селедки. Увидев меня, она широко раскрывает глаза и улыбается.
– Я искала тебя везде, – говорит она и протягивает мне руку. – Меня зовут Ингрид.
– Саския, – представляюсь я, садясь рядом с ней. – Я тоже тебя искала.
Мы разговариваем, пока остальные ученики занимают места в своих секторах. Оказывается, Ингрид приехала из Найберга, города вдвое более крупного, чем Мидвуд, – когда там проводилось последнее доведывание, на него явилось более двухсот человек. Ингрид самая младшая в семье, и у нее есть трое братьев и сестер.
– Тебе стало плохо в наш самый первый день тут? – интересуется она. – Лично мне было совсем паршиво.
Я смеюсь.
– Да, моя соседка по комнате была готова послать за Врачевателем.
– Тебе еще повезло. Я упала без чувств, едва мы вошли.
У меня возникает такое чувство, словно я пришла с холода и держу озябшие руки над огнем. Как же хорошо разговаривать с кем-то, не испытывая ни неприязни, ни подозрений. Должно быть, это и есть чувство принадлежности к чему-то большему, чем я сама.
Нора три раза хлопает в ладоши, и зал затихает. Ингрид сжимает мою руку, затем устремляет взгляд вперед. Я осматриваю зал, и мои глаза останавливаются на Брэме. Он и еще несколько Костоломов сидят вместе, и видно, что они только что закончили что-то обсуждать. Он кажется спокойным и расслабленным, как будто знал остальных учеников всю свою жизнь. Я плотно сжимаю губы и отвожу взгляд, злясь на себя из-за того, что мои глаза всегда находят именно его, что бы я ни искала.
Когда я была маленькой, матушка нередко нарочно вводила меня в заблуждение, говоря о результатах гаданий. Она рассказывала мне о множестве возможных путей, после чего лгала по поводу своего выбора, зная, что таким образом ей удастся склонить меня пойти по другому пути, тому, который она предпочитала на самом деле. Но скоро я поняла, что к чему, поскольку заметила, что всякий раз, когда я выбираю противоположный путь, на ее лице расцветает самодовольная улыбка. Я была отнюдь не дурой.
Но мне ужасно не нравилось то, что делала со мной моя мать. Не нравилось, как легко ей удавалось манипулировать мной, даже когда я пыталась ей противостоять.
И теперь я не могу не гадать – в какую игру она играла, когда на доведывании заявила, что мой суженый – это Брэм? Кого она в действительности увидела на моем пути? Куда на самом деле пыталась меня повести?
И что я сейчас делаю: противостою ее истинному плану или действую в соответствии с ним?
В мои размышления врывается голос Норы:
– Добро пожаловать в мастерскую, ученики. В этом году вам предстоит провести здесь много времени.
Я выбрасываю из головы все мысли о доме, матушке и Брэме и сосредоточиваю все внимание на Норе. Я полна решимости научиться всему, что преподают в Замке Слоновой Кости, дабы овладеть гаданием на костях раз и навсегда.
Тогда все вокруг меня будут в безопасности, и только я сама буду контролировать свою судьбу.
Саския домашний учитель
Сыворотка правды пахнет ужасно.
Поднеся ее к губам, я корчу гримасу – отчасти из-за того, что от этого запаха меня мутит, отчасти затем, чтобы выиграть несколько секунд, продлить время, когда мои мысли еще никто не может узнать. Говори правду так умно, как ты только можешь.
Как сделала она сама.
Мы находимся в зале совета уже несколько часов. Часов долгих, как дни.
Мэтр Оскар привел убедительные доводы, обвиняя мою мать, – заявил, что я приходила в костницу за порошком лошадиного копыта, поведал, как я отказалась сказать ему, для чего он понадобился моей матери, как необычно долго общалась с его новой ученицей, как часто являлась в костницу в его отсутствие, так что он узнавал о моих визитах только потом.
И, разумеется, Эйми подтвердила все его слова. Да, казалось, что я нарочно прихожу в костницу, когда там нет мэтра Оскара. Нет, я не говорила ей, для чего матушке понадобились зелья. Да, однажды я привела в костницу своего суженого, хотя у него не было там никаких дел.
Все это время я искала на лице матушки хоть какие-то признаки беспокойства, но оно оставалось невозмутимым, хотя на лицах остальных членов совета отражалась все большая и большая тревога.
Допрос Деклана оказался самым коротким, но и самым мучительным. Андерс спросил его, приходил ли он в костницу, и если да, то зачем. Деклан отвечал коротко и уверенно. Он сказал, что хотел узнать, как я провожу время, желал познакомиться с моей лучшей подругой, а также бывать рядом со мной как можно чаще и как можно дольше.
– Насколько хорошо ты знаешь Саскию?
Его взгляд встретился с моим.
– Очень хорошо, – ответил он. – Мы с ней знакомы с детства. И мы… – Он вдруг замолк, и его глаза округлились, как у зверька, который только что осознал, что угодил в силок.
– И вы что?
Деклан сглотнул.
– Мы начали встречаться еще до доведывания.
На лице Андерса отразилось неодобрение, и я вздрогнула. На заигрывания до дня доведывания всегда смотрят косо, поскольку это создает проблемы – ведь в таком случае чей-то суженый или суженая, на которых пал выбор костей, может любить кого-то другого. Андерс на несколько секунд замолчал, прикидывая, следует ли выспрашивать Деклана о том, что предшествовало доведыванию, и, похоже, решил, что дело того не стоит. Однако плохо уже и то, что именно теперь Андерс узнал, что порой мне случается отступать от правил.
