Один металлический складной садовый стул.
Один утюг с паром от Russell Hobbs, шнур порван.
Пять меламиновых тарелок с изображением подсолнухов.
Один детский оловянный глобус, ржавый и с трещиной на Германии, но еще годный к использованию.
Gallimaufry, сущ. – беспорядочное, неоднородное скопление чего-либо, всякая всячина, странная мешанина.
С обеда в пабе прошло десять дней, и за это время Эйлсу я ни разу не видела. Вначале я не беспокоилась. Мне было чем себя занять, например, правкой словарных статей – angry, angst и т. д. Комментарии от редактора оказались необычно сварливыми: «Устаревшие выражения и обороты»; «Нужно из 1838 года»; «Три ошибки! Так не пойдет, Верити!». С тех пор, как в соседний дом переехали Тилсоны, моя концентрация ослабла. Мне требовалось больше работать.
В первую неделю после того обеда я не занималась с Максом – после уроков он участвовал в матчах по регби, поэтому я не видела никого из них еще неделю, пока Мелисса не открыла мне дверь в следующую среду.
– Привет! – радостно поздоровалась она. На ней была школьная форма, серая юбка едва прикрывала попу, а черные колготки были все в затяжках. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, – ответила я, вглядываясь в ее лицо. Она только что выщипывала брови, кожа над веками покраснела. Она была очень похожа на Эйлсу: те же золотисто-карие глаза, та же треугольная форма лица с острым подбородком. – Мама дома?
– Нет.
– Поехала закупать продукты?
– Может быть.
– Или еще на одно собеседование?
– Точно не знаю.
– С ней все в порядке, Мелисса?
– Да, все в порядке, – ответила она фальшиво-жизнерадостным тоном, к которому я уже начала относиться с недоверием.
Девочка помедлила, покусывала большой палец, словно хотела меня о чем-то спросить. Наконец решилась.
– Верити, я хотела поинтересоваться. Я сейчас делаю проект для моего выпускного экзамена по искусству, он называется «Мечты и реальность». Я нарисовала силуэт головы и хотела вклеить в него разные газетные вырезки – о глобальном потеплении и все в таком роде. Мама сказала, что я могу вас попросить…
Я ждала, но она больше ничего не сказала.
– Конечно, – кивнула я.
– Просто мне нужно много газет – заголовки, фотографии, тексты, набранные разным шрифтом. Я знаю, что у вас на крыльце стоят пластиковые ящики со старыми журналами. Они вам еще нужны? Я просто подумала…
Я осторожно принялась расстегивать куртку, пуговицу за пуговицей, словно собиралась ее снять, но на самом деле не собиралась.
– Если они вам не нужны, если вы собирались их просто выкинуть…
На столе в прихожей неровной стопкой лежало вся сегодняшняя почта: пара счетов и несколько рекламных листовок и буклетов. Я вытащила один из них – реклама клининговой службы, которая убирала «все сверху донизу». Я положила листок обратно на стол, рядом с рекламой пиццерии и брошюрой со специальными предложениями супермаркета Lidl.
– Я бы рада тебе помочь, Мелисса, – сказала я. – Но они мне могут еще самой понадобиться, поэтому не уверена, что могу отдать их тебе прямо сегодня.
– Ладно.
Я убрала пальцы со столика.
– Мне нужно немного времени, чтобы их разобрать.
– Супер! – произнесла она с некоторым сомнением в голосе.
Я кивнула, а Мелисса отправилась наверх.
В кухне, как и всегда, было безукоризненно чисто. Я не заметила никаких признаков ужина. Оглядываясь назад, я думаю, что это было странно. И денег она мне не оставила, но об этом Эйлса часто забывала. На террасе стояли два больших мешка с компостом и черный пластиковый поддон с какими-то травами. Похоже, Эйлса пересаживала их в грунт – один из мешков стоял открытым, и я заметила рассыпанную землю на каменных плитах.
