– Прости, маленькая. Прости. Я не знал.
– Всё в порядке, Аль. Извини, что-то я… – она провела ладонью по лицу и смущённо улыбнулась.
– Не извиняйся. Он был хорошим солдатом и хорошим отцом. Хотел бы я, чтобы на моём надгробии написали что-нибудь в этом роде.
Лана неожиданно развеселилась и уже вполне бодро ткнула Шрама локтем в бок:
– Только давай договоримся: что бы ни написали, пусть повременят ещё лет… много. Согласен?
– Нет, знаешь ли, – иронии Силвы не было предела, – не согласен! Вот прямо сейчас возьму и помру!
– Тебя закопать, сжечь или просто за борт выбросить? – деловито осведомилась девушка, и дружный хохот собравшихся окончательно разрядил возникшую было в кают-компании напряжённую атмосферу.
– Там видно будет, – фыркнул капитан. – Вы Дона слушать будете? Всю дорогу возился парень, даже во Вратах спать не стал.
Рис усадил Лану на диванчик, присел в кресло у торца стола, и повернулся к надувшемуся от сознания собственной значимости ломовику.
– Я весь внимание, Дон. Есть что-нибудь?
– Не так много, как хотелось бы. Сеньорита Дитц сделала всё возможное, но «Рампарт»…
– Я понимаю. И всё же?
– Уцелел в основном список контактов. Я скопировал его для вас, конечно. И последнее сообщение, которое этот деятель набирал, должно быть, уже умирая.
– Сообщение – какое? И кому?
– Некоему Хамелеону…
– Хамелеон – это я, – дёрнул головой Рис. – Что там было?
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови её…». Это всё.
Недоуменное молчание в кают-компании было прервано Рисом, чей голос вдруг стал сухим и скрипучим:
– Шекспир? Да что я ему, барышня, что ли?
Все заговорили одновременно. Даже Грета Дальберг, в данный момент обводящая правое колено Ланы портативным сканером, добавила несколько слов, нецензурность которых явно не имела ничего общего с медициной. Манипуляции врача мешали сосредоточиться, но всё же…
– При чём тут Шекспир и какая-то там барышня, Рис? – поинтересовалась Лана из-за плеча Греты.
Хаузер, умудрённый, должно быть, имеющимся уже опытом, нейтральным тоном полюбопытствовал:
– Ты знаешь, кто такой Шекспир?
– Ну-у… – протянула девушка. – Это был типа сценарист такой, с тысячу лет назад. Или около того. Правильно?
– Сценарист! – хмыкнул Силва. – Ох уж эта мне нынешняя молодежь! Ты когда-нибудь слышала такое слово – драматург?
– Нет, – спокойствие Ланы было непоколебимо. – И не страдаю. Так при чём тут барышня?
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет» – знаменитейшая цитата из знаменитейшей пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта», – внёс ясность Рис.
После вопроса «Кто такая Джоконда?» он решил не удивляться ничему и просто предоставлять Лане необходимую информацию. По мере необходимости.
– Это история двух юных влюбленных, чьи семьи враждовали. Всё кончилось очень плохо, конечно. Но суть не в этом, а в том, что посылать отрывок из монолога Джульетты мужчине, да ещё и перед смертью… Вообще-то, мне казалось, что у Диксона вполне стандартная ориентация, а вот поди ж ты!
Что-то разгоралось в мозгу Ланы. Не иначе, предки решили проснуться[25]. Нет уж, умники, спите дальше, мы тут как-нибудь сами!
– К поганым крысам[26] ориентацию. С чего ты вообще взял, что речь идёт о какой-то там истории?
Хаузер вскинулся было, но вовремя оказавшийся рядом Альберто Силва надавил на его плечо, заставляя сесть и посчитать. Конечно, не до десяти, но до трёх – точно.
– А что увидела в этой фразе ты?
Лана потёрла виски. Мысли, изысканно изгибаясь, отплясывали кирталь[27], но даваться в руки отказывались наотрез.
– Ты говоришь, что это – цитата. Самая знаменитая цитата из самого знаменитого произведения.
– Ну да, – кивнул Рис. Хотел было плечами пожать, да руки капитана Силвы не позволили пошевелиться. Ох, и руки же! Клещи…
– Ты знаешь, кто такой Шекспир. И Диксон знал, что ты знаешь?
– Естественно! Он был знатоком и ценителем, мы даже спорили с ним…
Отмахнувшись от доктора Дальберг, Лана поднялась на ноги и начала описывать круги по довольно тесной кают-компании.
– А кем он был? Диксон? Я имею в виду, по жизни?
– Врачом.
– То есть, он понимал, что умирает?
Рис только неопределённо качнул головой, но на заданный Ланой вопрос немедленно ответила Грета Дальберг:
– Не мог не понимать, сестрёнка. Если был хоть сколько-нибудь толковым врачом – не мог. Такие повреждения…
– Спасибо, – проходя мимо, Лана рассеянно провела костяшками пальцев по щеке бортового врача, отчего та прямо-таки расцвела.
Вулгам не понять, как много значат прикосновения в кошачьем обществе, и как мало – половая принадлежность прикасающегося. Да и пусть их. Ущербные, что с них взять…
– Итак. Врач, понимавший, что умирает, попытался отослать тебе цитату из давно умершего сценариста… Аль, я помню – драматурга. На хрен подробности… а можешь ты хотя бы предположить, Рис, чего вообще могла касаться информация, которой собирался с тобой поделиться Диксон?
Рис помрачнел. Не слишком-то ему хотелось распространяться в этой компании… с другой стороны – а какая, в сущности, разница? Тем более, капитану Силве довелось послужить в Галактическом Легионе…
– Легиона, лапочка. Он сообщил мне, что располагает информацией, напрямую относящейся к Легиону. Диксон знал, – Хаузер неопределенно пошевелил в воздухе длинными, почти изящными пальцами, – что я имею какое-то касательство к тому, кто знает того, кого могут заинтересовать сведения о Легионе.
Лана почувствовала, как волосы начинают вставать дыбом. И, пожалуй, не только на голове.
– Диксон умирал, Рис. Понимал это – и постарался передать информацию тому, кого она касалась напрямую. Барышня, ха! Знаешь, как прочитала бы это сообщение я?
– Ну?
– Не нукай, не запряг. Короче. Я почти ничего не знаю о каком-то там драматурге. И не уверена, ЧТО именно имел в виду Диксон. Так что речь идет только о догадках. Но. Диксону надо переправить сведения о чём-то важном. Переправить так, чтобы никто посторонний не догадался. И он пытается написать фразу, которую почти наверняка не расшифруют те, кого она не касается. Известная вам обоим цитата из давно почившего писаки… а если смысл в самом его имени? Я преклоняюсь перед этим дядькой, на самом-то деле. Даже готова извиниться за отрубленную руку. Такое самообладание… мороз по коже.
