Книга Опасная ложь - Юлия Гетта

Баженов приезжает спустя полчаса, но мне кажется, будто прошла целая вечность с момента звонка. Приезжает не один, с ним четверо мужчин — двое крепких парней в костюмах, судя по всему, охранники, седовласый дядечка интеллигентного вида с небольшим чемоданчиком в руках, как выясняется минутой позже, врач, и молодой парень в голубом медицинском комбинезоне, его ассистент. Буквально с порога доктор бросается к Николаю и начинает его осматривать, проверять пульс, задавать вопросы о самочувствии. И я испытываю несказанное облегчение от этого, потому что Коле очень плохо. Он весь покрыт холодным потом, и едва держится в сознании. Баженов, переступив порог моей квартиры, тоже сразу идет к нему, на меня даже не взглянув. Присаживается на корточки напротив, наблюдая за действиями врача, а когда Коля переводит на него болезненный взгляд, с горечью произносит:

— Ну и как тебя угораздило?

— Простите, Константин Владимирович, — едва шевеля губами, пытается улыбнуться мой спаситель. — Старею видимо.

Доктор тактично оттесняет Баженова назад, чтобы осторожно снять сделанную мною повязку и осмотреть рану. Его ассистент готовит лекарство для укола и какие-то инструменты.

— Его надо везти в больницу. Срочно, — резюмирует врач, бросив короткий взгляд на Баженова, и после обращается к своему ассистенту. — Леша, готовь носилки.

Я все это время стою у стены, забыв как дышать. Острое чувство вины за случившееся раздирает изнутри, и я молюсь только о том, чтобы Коля выжил. Если он умрет, я себе никогда не прощу… Тот факт, что меня саму чуть не убили, почему-то в этот момент совсем не тревожит. Как и отсутствие внимания к моей персоне со стороны Баженова. Это, надо сказать, наоборот, даже радует меня — меньше всего на свете сейчас хочется вступать с ним в диалог.

Голос рассудка подсказывает, что в данный момент Баженов меньшее из зол. Мне стоит прислушаться к совету Коли и все рассказать ему, но я малодушно трушу. Боюсь даже рот открыть, или каким-то иным способом обозначить свое существование. Однако это не требуется, потому что в какой-то момент, он сам вспоминает о нем. Медленно поднимается и поворачивается ко мне, без труда отыскав глазами в прихожей мою застывшую у стены фигуру. Подходит вплотную, еще больше пугая меня жестким взглядом из-под грозно сведенных бровей. Задаёт всего один вопрос:

— Кто?

Я открываю рот, но от шока и страха перед ним не могу ничего не сказать. Отрицательно кручу головой, прикрываю глаза на мгновение, чтобы собраться с силами, и судорожно сглатываю. Баженов делает еще шаг, сокращая остатки и без того мизерного расстояния между нами, заставляя вздрогнуть, хватает меня рукой за шею, и с силой прижимает затылком к стене.

— Говори, иначе я сам тебя придушу, клянусь, — рычит, и будто в подтверждение этих слов, его пальцы плотно сжимаются на моей шее.

— Захаров, — в панике хриплю я, вцепившись обеими руками в его ладонь, которая словно высечена из стали — ее невозможно разжать или сдвинуть даже на миллиметр. — Это Захаров…

— Захаров? — переспрашивает он, с сомнением сужая глаза. — Ромка, что ли?

— Роман Евгеньевич…

Стальная рука ослабляет хватку и отпускает мою шею, за которую я тут же хватаюсь, и захожусь в приступе хриплого кашля. Баженов терпеливо ждёт, когда мне станет лучше, не сводя с меня сурового взгляда.

— То есть, я так думаю, — поясняю, прокашлявшись, избегая смотреть ему в глаза. — Если это не вы, то больше некому. Остаётся только он.

— И чем же ты так ему помешала? — холодно интересуется он.

— Не знаю, клянусь. Я не обманывала, когда говорила, что не делала ничего плохого. Просто это он подослал меня сблизиться и шпионить за тобой. А когда я сказала ему, что передумала и хочу отступить, все началось. Хотя он был не против, по крайней мере не отговаривал и не угрожал…

— Захаров? — с сомнением переспрашивает он. — Подослал тебя ко мне?

— Да.

— Вот гнида… — усмехается удивленно.

— Константин Владимирович, надо идти, — осторожно обращается к нему один из охранников. — Все готово к транспортировке.

Я бросаю взгляд за плечо Баженова, и вижу, что Николая уже действительно переместили на носилки.

— Да, идем, — Баженов задумчиво смотрит на меня ещё несколько секунд, после чего разворачивается и шагает на выход вслед за остальными.

А я продолжаю стоять на месте, словно в каком-то оцепенении, не в силах даже пошевелиться. Мужчины один за другим выходят за порог моей квартиры, аккуратно неся носилки, и с каждым их шагом, меня изнутри все больше сковывает страх. Хотя страхом это состояние, пожалуй, не назовешь. Это, скорее, панический ужас, не позволяющий трезво соображать, или даже сделать полноценный вздох. Я вдруг отчётливо осознаю, что сейчас эти мужчины уйдут, и я останусь одна. Беззащитная легкодоступная мишень. Если я так сильно кому-то мешаю, значит, меня снова попытаются убить. Только Коли уже не окажется рядом.

— Константин… Владимирович… — слышу свой хриплый голос, будто со стороны. Наверное, впервые в жизни я произношу его имя без ненависти и презрения.

Он оборачивается, и я теряюсь под его взглядом. Понимаю, что просить о помощи больше не имею права. И почти уверена, что если попрошу — он откажет. Кто я такая для него, и зачем ему это надо? Но он внимательно смотрит на меня, ожидая услышать причину, по которой я окликнула его, и дальше молчать кажется уже нелепым. Напряженно вздыхаю и говорю первое, что приходит на ум:

— Я хотела сказать спасибо…

— Коле скажи спасибо, — сухо обрубает он. — Я не приказывал ему тебя охранять.

— Я знаю, — осипшим голосом отвечаю. — Я выскочила из машины, и забыла свою сумку, — киваю на сумку, что все еще валяется недалеко от порога. — Он пошёл следом, чтобы отдать… Я благодарна вам за то, что вытащили меня из тюрьмы.

Баженов холодно усмехается.

— Я рассчитывал немного на другую благодарность.

— Я знаю. Просто… — спотыкаюсь, краснею, опускаю взгляд, мечтая провалиться сквозь землю. — Мне жаль, что так вышло…

Он устало вздыхает и тоже кивает на мою сумку.

— Бери свою сумку и пошли. В машине поговорим.

— В машине? — растерянно переспрашиваю, вскинув на него взгляд.

— Да. Поедешь со мной.