Около минуты я смотрела в горящие от восторга глаза художника и, в итоге сдавшись, вернулась на кровать, а Константин хлопнул в ладоши, словно выиграл в лотерею. Его лицо сияло, губы изогнулись в улыбке. Никогда прежде я не видела более счастливого человека, чем Константин Коэн за любимым занятием. Он засуетился, исчез из виду и вернулся с мольбертом в руках. Под мышкой Костя держал чемоданчик, вероятно, с красками, а в руках – палитру и несколько холстов.
– Раздеваться необязательно, – сказал Константин, когда я потянулась к простыне на своих плечах. – Мне в первую очередь интересны черты твоего лица, но… – Он ухмыльнулся и замолчал.
– Что?
– Я был бы не против.
В самодовольного Коэна полетела моя футболка.
– Рисуй! – отчасти приказным, отчасти обиженным тоном сказала я и накинула на плечи теплый красный плед. Несмотря на то, что в Москве уже дали отопление, в квартире Кости было прохладно.
Но художник словно не ощущал холода: им завладело вдохновение. Кажется, весь мир для Константина сузился до размеров холста. Он стоял в пижамных штанах и водил кистью, иногда обмакивая ее в подходящую краску. Из-за мольберта выглядывали широкие плечи, а когда Костя бросал на меня оценивающие взгляды, я чувствовала, как по телу расходятся теплые волны.
Сначала я думала, что не смогу высидеть долгое время в одной позе, но увлеченность творца передалась и мне, поэтому я не заметила, как пролетело время. Только увлечена я была не портретом, а Константином. Я прокручивала в памяти его историю, и мое сердце сжималось от боли. Оказывается, уверенный в себе мужчина на самом деле переживший трагедию мальчик. Одинокий, покинутый. И очень сильный. А самое удивительное, что, несмотря на удары судьбы, он боролся и мог научить бороться других. Меня.
– Спасибо.
– Что? – Константин выглянул из-за холста. – Ты что-то сказала? – Светлые пряди прилипли к его лбу, щеки чуть покраснели. Он облизал пересохшие губы, и я с трудом подавила желание вскочить и поцеловать его.
– Ничего, – отмахнулась я. – Ты закончил?
– Набросал кое-что, – стесняясь, отозвался Костя.
– Скромник! Покажешь? – не дождавшись ответа, я откинула плед, поднялась и, придерживая рукой простыню, направилась к художнику.
Сердце забилось сильнее. Я вспомнила нашу встречу на мосту: тогда я и слышать не хотела о том, что он меня нарисует. А теперь… мне хочется увидеть результат!
Но Константин остановил меня, поймав в свои объятия.
– Нет, – мягко сказал он. – Скоро покажу. Обещаю.
– Ах, так! – воскликнула я, выпутавшись из его рук. – Тогда я ухожу.
– Куда? – Константин мягко увел меня к кровати. И принялся целовать, отвлекая внимание, электризуя мою кожу своими пальцами.
– Мне нужно в ванную, – гордо вздернув подбородок, ответила я и отстранилась. Если честно, я с трудом сдерживала смех, а также желание поддаться его мягкому натиску. Но иногда хочется побыть капризной девчонкой!
Костя поцеловал меня в губы и указал на левую дверь. Он вернулся к холсту, а я, подхватив нижнее белье и остальную одежду, пошла в указанном направлении. В маленькой ванной я приняла душ и оделась: хотела скорее вернуться к Косте и, возможно, повторить то, чем закончился наш вчерашний вечер…
Поправляя прическу, я мысленно предвкушала новый день: куда мы пойдем, что будем делать. Хотелось позвать Константина в любимое кафе, прогуляться по парку или даже познакомить с подругами. Теперь свободное время не пугало меня, ведь я могла провести эти часы с Костей. Свобода не пугала меня. Я ей наслаждалась.
На цыпочках я вышла из ванной, с целью накинуться на художника с крепкими объятиями или страстными поцелуями, но затормозила, услышав незнакомый мужской голос:
– Коэн, в Петербург в эти выходные приедет коллекционер из Австралии. Он даст грант на выставку талантливому художнику, если ему понравятся работы. – Голос доносился из динамика домашнего телефона. – Перевожу на язык идиотов: он отдаст грант тебе! Ты должен поехать.
– Петь… – Выйдя из ванной комнаты, я увидела, что Константин одевается, поэтому и говорит собеседником по громкой связи. Костя просунул руки в рукава белой хлопковой рубашки и ленивым тоном добавил: – Я собирался уехать на природу. В Карелию, может быть. А Питер… не хочу менять один большой город на другой.
– Коэн, Петербург – не Москва! Коллекционер из Сиднея – не Мария! – отчаянно воскликнул Петя. От его жалостливого тона у меня зазвенело в ушах. – Не упускай шанс, придурок!
Костя оторвался от застегивания пуговиц, открыл рот для ответа и поднял голову. Наши глаза встретились.
– Хорошо, я подумаю, – бросил Костя собеседнику, не прекращая смотреть на меня. – Спасибо, Монро.
– Ой, иди ты…
Гудки рвали тишину несколько секунд, пока Константин не дошел до телефона и не положил трубку на законное место. Теперь тишина ощущалась физически. Как ком в моем горле. Как удары моего разбитого сердца.
– Ты… хочешь уехать? – спросила я.
Коэн пожал плечами и вернулся к застегиванию рубашки.
– Свобода, – сказал он, избегая моего взгляда.
А я смотрела. О, как я смотрела! С вызовом, с обидой, со злостью.
– «Свобода»! – передразнила я, титаническими усилиями прогоняя слезы. Ком в горле рос, мешая говорить, поэтому я повысила голос: – Какой толк в свободе, если ты один и несчастен?! Если ты снова бежишь? И врешь? И… Используешь!
– Я хотел тебе сказать, – он смягчился, подошел и попытался взять меня за руку, но его пальцы столкнулись с воздухом. – Я ни о чем не жалею. И ты не должна, – быстро добавил Константин. – Начинается новая глава твоей жизни. – Он все-таки взял меня за руку и теперь сжимал мои пальцы, теплом грея холодную кожу. – Ты улыбалась. Ты хотела открыться мне, я видел. Соберешься поделиться чем-то – я выслушаю. Но… – Его рука отпустила мою резко, словно кусок льда бросили за шиворот. Так Константин бросил меня обратно в жизнь. Без него. – Ты обрела свободу, Яна. Это все, чего я хотел. И все, что я могу тебе дать.
Слезы сорвались с моих ресниц, размывая комнату, Костю, мое будущее. Дрожа всем телом, я отвернулась, накинула куртку и выбежала прочь из квартиры. Если свобода горькая и приводит к одиночеству, я не хотела ее познавать. Но Константин не спросил меня.
Глава 8
Яна
Я бежала вниз по лестнице, игнорируя слезы на своих щеках. За спиной я отчетливо услышала шаги и побежала быстрее, едва не споткнувшись. Нужно убраться отсюда. К шагам добавился смех. Обернулась – нет, я одна в обшарпанном подъезде: летела по этажам, не разбирая дороги, и шаги смешались с гулом моего сердца. Эти шаги тяжелые, они не принадлежат Константину. Призрак прошлого гонится за мной: я впервые за четыре года открыла свое сердце. И воспоминания прорвались сквозь стены, холодными пальцами схватили меня за плечо… Я оступилась на первом этаже, у самого выхода. Лодыжку пронзила острая боль.