Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Глава 18
Серое мрачное здание Бастилии всегда нагоняло на парижан страх. Построенное изначально как крепость для охраны города от врагов, монументальное сооружение быстро превратилось в место заключения. Тюрьма-крепость представляла собой довольно правильный параллелограмм длиной около шестидесяти пяти метров и шириной около тридцати пяти. На каждой из длинных сторон располагалось по четыре полукруглых пятиэтажных башни, соединявшиеся друг с другом галереями, предусмотренными для размещения пушек. Одной своей стороной Бастилия была обращена к Парижу, а другой — к предместью Сент-Антуан. В довершение её окружал широкий и глубокий ров с перекинутым через него висячим мостом. В башнях были устроены верхние камеры для заключённых: свет и воздух в них проходили через небольшие отверстия, закрытые решётками. Разумеется, в достаточном количестве они никогда не поступали.
Но были в Бастилии места заключения и более ужасные, находившиеся на шесть метров ниже уровня двора: в эти подземелья прятали тех, от кого хотели поскорее отделаться, а также непокорных и буйных арестантов, нарушавших суровую тюремную дисциплину. О том, что происходит в сырых мрачных казематах, знали все, как и печальную историю «отца Бастилии» Гуго Обрио, которому король Карл V поручил возведение дополнительных шести башен для лучшего укрепления крепости. Обрио добросовестно трудился на благо королевства, не подозревая о своей ужасной судьбе. Но однажды на свою беду он спутался с еврейкой. Надеясь заслужить её расположение, мужчина клялся избраннице в любви настолько пылко, что топтал ногами распятие и выкрикивал богохульные слова. За это его приговорили к сожжению на костре. Но, оказавшись на эшафоте, он так плакал и раскаивался, что из уважения к его прежним заслугам казнь Гуго Обрио заменили пожизненным заключением в крепости-тюрьме, которую он сам и возводил.
Бастилии пришлось пережить много перемен. Каждый король, вступая на престол, считал своим долгом ввести новшества для этого необходимого в государстве здания. Людовик XI, параноидально боявшийся своих вассалов и бросавший их в казематы при первом подозрении на измену, приказал соорудить в Бастилии железные клетки и комнату ублиеток. Правда, железные клетки существовали и до Людовика XI, но именно при нём в Бастилии и других французских тюрьмах создали камеры, в которых можно было только сидеть, согнувшись в три погибели. Такие клетки король в шутку именовал «доченьками». Ублиетками назывались камеры и глубокие колодцы. Именно там томились приговорённые к смерти, поэтому они были сделаны с особой жестокостью. Комната ублиеток была устроена в одной из башен, которая по иронии называлась башней Свободы.
Ритуал тюремной казни тоже отличался каким-то цинизмом. Сначала приговорённого к смерти приводили в комнату к коменданту, которая носила название «комната последнего слова». Она представляла собой помещение довольно большого размера, но освещалась только одной лампой. Впрочем, этого было достаточно, чтобы рассмотреть на стенах кинжалы, пики, шпаги и огромные цепи. Комендант довольно доброжелательно вёл допрос, потом они с узником входили в комнату ублиеток, и заключённый с удовольствием вдыхал запах цветов. Здесь они продолжали разговор, и комендант давал арестанту надежду на скорое помилование. Несчастный успокаивался, но уже в следующую секунду тюремщик делал взмах рукой, подавая знак кому-то невидимому. Пол под узником опускался, и бедолага падал на колесо, утыканное острыми ножами. Оно приходило в движение, и человека разрезало на кусочки…
В Бастилию никогда не заключали уголовных преступников, находившихся под следствием или отбывающих наказание по приговорам общих судов: для них существовали другие тюрьмы. «Высокой чести» попасть в Бастилию удостаивались только люди, приказы о заключении которых писал король. Их называли «lettre de cachet». По неизвестной причине они составлялись без указания срока: человек мог просидеть в крепости от нескольких дней до нескольких десятков лет. Если у заключённого не было влиятельных покровителей или они отказывались хлопотать за него, бедняга рисковал провести в Бастилии большую часть своей жизни. Иногда о несчастных просто забывали, обрекая на вечное заключение.
Жанна знала и о том, что иногда в тюрьму попадали книги. Для них писался такой же королевский указ, как и для остальных заключённых. В общем, история этой крепости представляла собой историю человеческих страданий, сломанных судеб, многочисленных ужасов и вопиющих злодейств. Не зря опасливые парижане придумали присказку: «О Бастилии безопаснее молчать, чем говорить». И это изречение родилось не случайно. Кто попадал в казематы, назад обычно не возвращался. Если же по чистой случайности заключённому удавалось выйти на свет божий, он категорически отказывался говорить, что пережил в крепости. Бывшие узники словно давали обет молчания.
Именно сюда, в эту страшную тюрьму, стены которой видели и убийства, и пытки, и нечеловеческие страдания, и слёзы, привезли графиню де Ла Мотт.
Оказавшись в камере, где не было ничего, кроме лежанки — грязного полосатого матраса-клоповника и такого же одеяла, изгрызенного крысами, женщина пришла в ужас. Когда-то каморка, в которой они так мирно жили с Клотильдой, казалась ей верхом нищеты, но жилище, куда её поместили сейчас, не шло с ней ни в какое сравнение. Отсюда надо было выбираться, и как можно быстрее. Графиня опустилась на лежанку, брезгливо отодвинув матрас, и задумалась. Самое верное в её положении — это просить свидания с королевой, но её величество вряд ли станет говорить с узницей. Лучше написать ей письмо, в котором, уверяя в своей преданности, заявить о невиновности. Графиня постучала в окошко, передала свою просьбу тюремщику, и вскоре он принёс ей бумагу, перо и чернила. Дрожавшими пальцами де Ла Мотт начала выводить непослушные буквы:
«Ваше Величество! Не знаю, по чьей воле, но Ваша самая преданная слуга оказалась оклеветанной и теперь томится в заключении. Мне приписывают то, чего я не совершала и совершить не могла: подлог с величайшей драгоценностью, достойной украшать только Вашу лилейную шею. Поверьте, я стала игрушкой чьих-то интриг, думаю, интриг кардинала. В подтверждение моих слов я требую провести обыск в моём доме. Если вы найдёте ожерелье, я с радостью приму Ваше решение умереть на гильотине, повторяя Ваше имя. Преданная Вам Жанна де Ла Мотт».
Закончив писать, женщина ещё раз перечитала послание, нашла, что оно неплохо написано, и снова постучала в окошко. Тот же тюремщик принял от неё письмо, известив, что скоро её вызовут на допрос. Графиня была этому рада. Чем скорее всё начнётся, тем скорее кончится. Она уже обдумала линию поведения и решила неукоснительно ей следовать. Дай Бог, всё у неё получится.
* * *
Хранитель королевской печати господин де Бретель — маленький, сморщенный, с жёлтым личиком, похожий на старый гриб человечек — обнажил в улыбке гнилые зубы, обдав Жанну запахом нездорового кишечника.
— Господин де Крон проинформировал вас о причине вашего ареста, — начал он бесстрастно. — Смею вас заверить, в ваших интересах говорить правду. Только в этом случае можно сохранить себе жизнь.
— Неужели? — отозвалась графиня с улыбкой. — Вы хотите сказать, что, если я расскажу правду, Людовик XVI, всегда питавший ко мне неприязнь, окажет мне милость? Извините, но в это мало верится.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
