Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
153 Один из архетипов, который почти неизбежно присутствует в проекциях бессознательных коллективных содержаний, – «магический демон», наделенный таинственной силой. Отличный пример – Голем Густава Майринка, а также тибетский колдун в «Летучей мыши» того же автора, развязавший мировую войну с помощью магии. Естественно, Майринк узнал это не от меня; он извлек это самостоятельно, из своего бессознательного, облачив в слова и образы чувство, схожее с тем, которое моя пациентка спроецировала на меня. Магический тип также фигурирует в «Заратустре», тогда как в «Фаусте» он – полноценное действующее лицо.
154 Образ этого демона составляет одну из низших и самых древних стадий в развитии концепции Бога. Это тип племенного колдуна или знахаря, особо одаренной личности, наделенной магической силой[82]. Данная фигура часто обладает темной кожей и относится к монголоидному типу, и тогда она представляет собой отрицательный и, возможно, опасный аспект. Иногда ее практически невозможно отличить от тени; но чем больше преобладает магическая нота, тем легче провести эту грань. Последнее крайне важно, ибо демон может иметь и положительный аспект «мудрого старца»[83].
155 Распознание архетипов – значительный шаг вперед. Магическое или демоническое воздействие, исходящее от ближнего, исчезает, когда таинственное чувство удается проследить к некому четкому единству в коллективном бессознательном. Но теперь перед нами встает совершенно новая задача: вопрос о том, каким образом эго может примириться с этим психологическим не-эго. Можно ли удовлетвориться констатацией существования архетипов и предоставить им возможность самим позаботиться о себе?
156 Это значило бы вызвать перманентное состояние диссоциации, расщепление между индивидуальной и коллективной психикой. С одной стороны, мы должны обладать дифференцированным современным эго, а с другой – своего рода негроидной культурой, предполагающей в высшей степени примитивное состояние развития. Фактически мы должны обладать тем, что имеем в действительности, – налетом цивилизации поверх темнокожего дикаря. В этом случае раскол предстал бы перед нашим взором со всей своей ясностью. Но такая диссоциация требует немедленного синтеза и развития того, что осталось неразвито. Должно произойти объединение обеих частей, ибо в противном случае, несомненно, дикарь неизбежно будет вытеснен снова. Но такой союз возможен лишь там, где существует по-прежнему валидная и потому живая религия, которая обеспечивает дикаря адекватными средствами выражения с помощью богатой символики. Другими словами, в своих догматах и ритуалах эта религия должна обладать таким образом мысли и действия, который восходит к самому примитивному уровню. Так обстоит дело в католицизме, и это – его особое преимущество и величайшая опасность.
157 Прежде чем перейти к этому новому вопросу о возможном союзе, вернемся к сновидению, с которого мы начали. Все это обсуждение позволило нам лучше понять сновидение, в особенности одну его важную часть – чувство страха. Этот страх – первобытный ужас перед содержаниями коллективного бессознательного. Как мы видели, пациентка идентифицирует себя с госпожой X, тем самым показывая, что она также состоит в неких отношениях с таинственным художником. Это подтвердило, что доктор был отождествлен с художником; далее мы убедились, что на субъективном уровне я стал образом для фигуры колдуна в коллективном бессознательном.
158 В сновидении все это выражено символом краба, который пятится назад. Краб – живое содержание бессознательного, которое не может быть исчерпано или выведено из строя посредством анализа на объективном уровне. Тем не менее мы можем отделить мифологические или коллективные психические содержания от объектов сознания и консолидировать их как психологические реалии вне индивидуальной психики. Через акт познания мы «утверждаем» реальность архетипов или, точнее, мы постулируем психическое существование таких содержаний на когнитивной основе. Необходимо подчеркнуть, что это не только вопрос когнитивных содержаний; это вопрос транссубъективных, преимущественно автономных психических систем, которые лишь условно находятся под контролем сознательного разума и по большей части совершенно ускользают от него.
159 Пока коллективное бессознательное и индивидуальная психика образуют недифференцированное целое, прогресс невозможен; или, выражаясь языком сновидения, невозможно пересечение границы. Если же, несмотря на это, сновидица все же готова пересечь черту, бессознательное активизируется, хватает ее и прочно удерживает. Сновидение и его материал характеризуют коллективное бессознательное отчасти как низшее животное, живущее на глубине, а отчасти как опасную болезнь, которую можно вылечить только своевременной операцией. Насколько эта характеризация верна, мы уже видели. Символ животного указывает на сверхчеловеческое, трансличное, ибо содержания коллективного бессознательного представляют собой не только остатки архаических, исключительно человеческих способов функционирования, но и остатки функций наших животных предков, история существования которых бесконечно длиннее непродолжительной эпохи человеческого существования. Эти остатки, или «энграммы», как их называет Земон[84], способны не только затормозить развитие, но и обратить его в регресс, пока не будет израсходован весь запас энергии, который активировал бессознательное. Однако энергия снова становится пригодной через сознательную установку по отношению к коллективному бессознательному. В религии этот энергетический круговорот осуществляется посредством ритуального приобщения к богам. Такой метод, однако, не согласуется с нашей интеллектуальной моралью и, кроме того, был основательно потеснен христианством, чтобы мы могли считать его идеальным или даже возможным решением проблемы. Если, с другой стороны, мы рассматриваем фигуры бессознательного как коллективные психические феномены или функции, эта гипотеза никоим образом не противоречит нашей интеллектуальной совести. Она предлагает не только рационально приемлемое решение, но и возможный способ прийти к соглашению с активированными остатками нашей расовой истории. Это соглашение делает переход прежних границ вполне возможным, а потому имеет полное право называться трансцендентной функцией, синонимичной прогрессивному движению к новой установке.
160 Проведем параллель с мифом о герое. Часто типичная борьба героя с чудовищем (бессознательным содержанием) происходит у воды, возможно у брода. В частности, это характерно для мифов краснокожих, с которыми нас познакомил лонгфелловский Гайавата. В решающей битве герой, вроде Иона, неизменно оказывается проглоченным чудовищем, как в подробностях показал Фробениус[85]. Оказавшись внутри чудовища, герой сводит с ним счеты, пока оно плывет на восток, навстречу восходящему солнцу. Он отсекает у него какой-нибудь жизненно важный орган, например сердце (т. е. ту ценную энергию, которая активирует бессознательное). Так он убивает чудовище, которое затем прибивает к берегу, где герой, заново рожденный через трансцендентную функцию («ночное плавание по морю», как называет это Фробениус), выходит наружу, иногда вместе со всеми, кого чудовище поглотило раньше. Тем самым восстанавливается прежнее нормальное состояние, ибо бессознательное, лишенное своей энергии, уже не занимает господствующего положения. Так миф графически описывает проблему, которая занимает и нашу пациентку[86].
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
