В нашу гавань вдруг корабль…За-гля-нул!Красных дев всех к себеЗа-тя-нул!
– За ногами следи! Раз-два-три… раз-два-три…
Сквозь вырез рубашки вылезло смуглое плечико… Бутурлин тут же его погладил… просунул руку и ниже, захватив упругую грудь… осторожненько, нежно сжал между пальцами сосочек, целуя девушку в губы…
Марта не сопротивлялась, наоборот, подалась, прильнула всем телом, или, как писали в любовных романах – «всем своим естеством», и, вдруг резко отпрянув, стянула с себя сорочку, встала, уперев руки в бока и лукаво поглядывая на своего господина. Темная прядь ее вновь упала на лоб…
Склонив голову набок, Бутурлин прищурил левый глаз:
– Красавица ты у меня! Нет, правда.
– Говорят, тощая…
– Да нет, что ты!
– Ах, значит – толстуха?!
– А вот поглядим, ага…
Схватив наконец девчонку в охапку, Никита Петрович утащил ее в опочивальню и, уложив на ложе, принялся покрывать поцелуями все это трепетное юное тело…
* * *
Через пару-тройку дней, проведенных в учебе и званых балах, Бутурлин уже прояснил очень много важного, что, несомненно, пригодилось русскому войску. Общую ситуацию в городе он узнал на плацу, а кое-что тайное – вечером, в танцах и за игрой в карты.
Слабенький рижский гарнизон нынче составлял всего-то тысяча восемьсот человек пехоты, две тысячи – конницы и полторы тысячи человек вооруженных обывателей, ополченцев, коих еще нужно было многому обучить, чем не покладая рук и занимался новоявленный капитан фон Эльсер. Пушек, ядер и пороху в крепости оказалось не так уж и много, к тому же сам генерал-губернатор постоянно жаловался на нехватку денег. Как образно выразилась дочка ратмана юная прелестница Фредегонда – «в городской казне лишь мышь на аркане». Сам король недавно забрал из казны сто тысяч талеров, так сказать, взаймы, но отдать обещался нескоро, посоветовав горожанам взамен защищаться от русских самим, «по мере возможности», но запретив сдаваться. Выкручивайтесь сами, как уж хотите!
А как выкручиваться-то, коли казна пуста, а доходы от торговли резко упали, потому как – война.
Его величество, правда, обещал самолично прийти со всем войском на помощь Риге, но… это было легче обещать, нежели сделать. Между тем город со всей поспешностью покидали все, кто получил на то дозволение от властей. Супруга генерал-губернатора отбыла домой, в Швецию, на первом же попутном судне, многие рижане уезжали в Любек или куда ближе – в Курляндию, зная о добрых отношениях герцога курляндского Якоба с русским царем. Ходили слухи, что многие суда с беженцами и богатым грузом попали в руки русских, об этом как-то за игрой в карты поведала мадам полковница:
– Ах, они поплыли на такой большой лодке… Двадцать богатых купцов. Двадцать тысяч риксдалеров! И все досталось русским пиратам, вот! Так что, уж как куда доплывешь – вилами по воде писано. Но и оставаться здесь, в Риге – держать руки в гнезде гадюк. Эх, никто из обывателей защищать город не хочет, никто!
На эту фразу неожиданно горячо возразила все та же дева Фредегонда, сообщив о том, что в городе все же готовятся к упорной защите, и в этом участвуют не только простолюдины, коим некуда бежать, но и многие именитые люди. Уже успели вычистить ров под стенами, поправить крепостные строения.
Капитан риттер фон Эльсер счел своим долгом поддержать дочку ратмана:
– Я, как вы знаете, господа, учу ополченцев. Так смею вас заверить, почти все приказные служители взялись за оружие, бросив бумагу и перья. Дворяне, хотя не многие, прибывшие в город со своими людьми, тоже полны усердия, пасторы же призывают к достойной обороне. Да вы про них и без меня знаете.
– Знаем и другое! – мадам полковница поджала губы, очень уж она не любила, когда с ней спорили или не соглашались – прямо терпеть не могла!
– Ведомо ли вам, господа мои, что губернатор не в силах противостоять армии русского царя. Солдат мало, попробуй всех по крепостям распредели – а ведь надо! Для защиты Двины осталось всего сорок четыре эскадрона конницы. Да что там говорить! Заслоны там слабые, и три баркаса капитана Тирена, что сейчас на Двине, русских не остановят, нет! Кирхгольмское укрепление лишь только выглядит грозно!
– Три баркаса… Кирхгольмсоке укрепление… Денег нет… Две тысячи конница… Сорок четыре эскадрона…
Вечером Бутурлин наконец добросовестно составил шифровку, используя параллельную запись букв, сложный шифр – «мудрую» литорею.
О том, что пишет хозяин, Марта не расспрашивала, спала… или все же – подглядывала, но на рожон не лезла.
Марта… Обычная простолюдинка, такая же, как, скажем, ключница Серафима, только что – свободная или, лучше сказать – бродяжка без роду-племени. На Руси таких издавна именовали изгоями и за людей не держали. Ну да, красивая… и в любви искусная, да… И что с того? С ней ведь потом не жить, сейчас только. В походных, так сказать, условиях… н-да-а…
Как там Аннушка – вот вопрос? Никита тряхнул головой. Надо бы навестить… Надо бы…
Встав, он заглянул в опочивальню. Марта спала на животе, обняв подушку и улыбаясь. Присев рядом, Бутурлин нежно погладил ее по спине, по локонам… потом накрыл одеялом – не замерзла бы, не простудилась. Накрыл и почувствовал, как это ему нравится: сидеть рядом с этой взбалмошной и, быть может, очень опасной девой, слушать ее дыхание, гладить по волосам… Да кто она ему, эта девка? Простолюдинка, ведьма, с которой никогда не… И все же как славно, что она есть, что случилась невзначай на пути! Как неожиданно славно.
* * *
Марта прикрыла глаза – ей не хотелось просыпаться. Впрочем, девушка уже проснулась, а вот вставать, подниматься – зачем? Когда сам Никита Петрович – Никита! – сидит здесь, рядом, смотрит на нее таки-им нежным взглядом, гладит по волосам… Гладь, гладь… смотри!
Нет, вот поднялся… глянул и осторожно, на цыпочках, ушел. Видно было, как одевался – надел шелковую рубашку, натянул короткий синий камзол с золотыми пуговицами… еще и парик! И шелковые чулки, и башмаки с бантами! Ой-ой-ой. И куда же это господин капитан собрался? Уж точно не тренировать ополченцев. Оделся, как на свидание. Хотя… утро ведь еще…
