Я задумалась. С одной стороны — бр-р-р-р! А с другой… какой еще у меня выход? Хоть одни щипцы и пару буравчиков куплю — уже хорошо.
— Где он живет, знаешь? — Я деловито сложила в корзину весь наш скудный пока инвентарь и закинула ее себе за спину. — Пошли, чем черт не шутит.
Игнорируя торжествующие смешки конкурентов, мы развернулись и потопали куда-то в путаницу переулков позади рынка. Игги ориентировался в них, как рыбка в родном аквариуме. И уверенно вел меня то налево, то направо, то нырял в какие-то совсем тесные щели между двумя домишками. Пока не привел к довольно добротному строению, спрятавшемуся в глубине опрятного когда-то садика.
Тут всё свидетельствовало о том, что прежнее благополучие неумолимо разрушается под натиском времени и обстоятельств. Медное кольцо на двери еще осталось, а вот колокольчик уже сняли и, скорее всего, продали. На ступеньках еще виден невыгоревший след от коврика, но самого его уже нет — наверняка устилает порог чужого дома.
На стук сначала никто не отреагировал, и только пару минут спустя щелкнул замок. В приоткрывшуюся щель высунулся сначала черный лохматый чуб, а потом длинный, тонкий, но при этом украшенный выдающейся горбинкой нос. Нос шмыгнул, а из-под чубчика на нас несколько раз моргнул большой печальный глаз в длинных, на зависть любой девчонке, ресницах.
— Пацана пороть не буду, — мрачно заявил обладатель носа и глаза, рассмотрев за моей спиной робко притулившегося Игги. — Идите отсюда. Я болен. И не работаю. И вообще переехал. — Грустный потомок палача попытался захлопнуть дверь, но я вовремя успела сунуть в щель ручку от корзины.
— Я и не предлагаю! Мы пришли посмотреть на ваши инструменты и что-нибудь купить.
От неожиданности мальчишка отпустил дверь и даже отступил на шаг, так что я беспрепятственно смогла пройти в дом, а Игги тут же просочился следом и принялся с любопытством оглядываться. Искал тот самый наследственный кнут, которым его… не нашел и успокоился? Похоже.
— Да как же вам не стыдно! — опомнился хозяин дома и вытаращился на меня из-под копны черных волос таким осуждающим взглядом, что мне и правда на пару секунд стало совестно. — Вы же женщина! Вы должны… заботиться, лечить, жалеть! А не пытать! Как вам такое в голову вообще пришло! Я слышал, что среди клановых высших бывают извращенки, но чтоб настолько…
Мальчишка махнул рукой, и тут я вдруг поняла, что он почти готов заплакать. Но нет, вместо слез потомок палача разразился страстной речью.
— Вы знаете, сколько труда и знаний надо, чтобы залечить хоть маленькую рану?! — выпалил он, яростно раздувая ноздри. — Сухожилие срастить, вывихи вправить, кожу зашить, чтоб шрам маленький и не болело! А ожоги?! Вы знаете, как трудно лечить ожоги?! — Несчастный пацан принялся метаться по мрачноватой просторной прихожей из угла в угол, размахивая руками и гневно тыча пальцем в мою сторону. — Я их всех старался вылечить! И как больно смотреть, что тот, кого ты почти выходил, опять, опять… что его обратно на дыбу и кнутом! Или еще хуже, щипцами, и… это неправильно! Нельзя так! Я всё учил, я лучше отца знал, где какая жилка, какая мышца, чтобы помочь! А он… а они… Да будь они прокляты, эти инструменты! Ничего не продам, лучше в омут сброшу, чтоб они пропали совсем, понятно?!
Последние слова он яростно выпалил прямо мне в лицо, подскочив почти вплотную.
— Убирайтесь отсюда! — и попытался толкнуть в сторону двери, но споткнулся о cбившийся, совсем ветхий половичок, потерял равновесие и точно пропахал бы выдающимся рубильником собственный порог, если бы я его не поймала на лету.
— Ш-ш-ш, тихо, — сказала я, воспользовавшись тем, что на секунду скандалист-пацифист потерял не только равновесие, но и ориентацию. — Не надо так волноваться. Я не палач, я лекарь. И очень хорошо тебя понимаю: ужасно обидно, когда все твои труды ломают одной злой волей… — Я погладила встрепанную шевелюру мальчишки и вздохнула. — Ты перестань кричать и послушай, ладно? Я пришла с деловым предложением, которое тебе наверняка понравится. И никого не надо будет больше пытать, никому не надо делать больно просто так. Если только по необходимости, ради излечения.
Глава 26Через полчаса я сидела на протертом диванчике у холодного камина и тихонько вздыхала, поглаживая по голове уткнувшегося мне в колени мальчишку. Ну вот, хотела когда-то сына? Судьба иногда так затейливо шутит… вытаскивая из тебя материнский инстинкт тогда, когда ты сама меньше всего ожидаешь.
Угу, этот неудавшийся палач с душой настоящего лекаря, тощий, нескладный и замученный — почему именно на него я так отреагировала? Кстати, только потом разглядела, что он старше, чем показался на первый взгляд, а пацаном выглядит именно из-за субтильности и осунувшегося лица, на котором остались нос да глаза.
Жалко стало пацана до нестерпимого жжения в груди. Хороший ведь мальчишка… и такой невезучий. Захлебывается вон, рассказывает торопится, как он старался лечить и спасать и как у него получалось! А папаша, вместо того чтобы похвалить, лупил, и небось сильней, чем иного подследственного.
Старый дурак. Такие способности к медицине — и так бездарно их ломать! Туда ему и дорога, крокодилу, я еще схожу и на могилку ему плюну. Наверное. Посмотрим.
— А утром булочник приходил и сказал, что корки сухой больше не даст, если долг не верну… А молочник и мясник еще месяц назад перестали в кредит давать, и... — сбиваясь с мысли, вдруг пожаловался парень. И отчаянно смутился, покраснели даже уши. — Простите! Я не хотел побираться, я не поэтому, и…
— Ну тихо. — Я снова погладила его по спутанным, но чистым волосам и глянула на притихшего в другом углу дивана Игги. Тот посопел немного и достал из кармана аккуратно завернутый в тряпицу бабушкин пирожок из огородного тандыра. Протянул хозяину дома и довольно приветливо, хотя и ворчливо, сказал:
— На, ешь. Он с капустой. И это… тебя как зовут? Меня Игги, а ее — Лилька.
Голод оказался сильнее стеснительности, поэтому сын палача сначала схватил выпечку и откусил чуть ли не половину, потом испугался, едва не подавился, но под моим строгим взглядом прожевал то, что откусил, и потом только представился:
— Я… Я Матео… Спасибо! Только мне нечем заплатить…
— За угощение денег не берем, — насупился Игги. — Лопай. Сами, небось, голодували, знаем, как оно. Ты эта… объясни по-нормальному, почему струмент-то не хочешь продавать?
— Да нельзя же, — печально вздохнул Матео и слизнул крошки с ладони. Опять жарко покраснел и всё же пояснил: — Потомственные они, рунные, зачарованные на кровь. Пытать ими только я теперь могу или тот, кто мой помощник по договору, — вроде как ученик. Это первое. А второе — кто купит-то? Другие палачи — у них свое есть, да и не продал бы я гадам, даже если б мог. А больше никому не надо, если только извращенцам каким. Не для настоящей пытки под печать, а так, поизмываться — это они смогли бы. Да только шиш! — Мальчишка воинственно выпятил подбородок. — Лучше с голоду помру. А лекари ко мне за пыточным еще ни разу не приходили…
