— Девять минут. За это время можно не только переодеться, но и многое другое. Что случилось? — Олег наклоняется ко мне и берет за руку. Тут же ее одергиваю и приподнимаюсь с пола.
— Браслет порвался, вот и поднимала. Но тут много горошин, я еще не все их нашла, — начинаю ходить по гостиной, ища взглядом рассыпавшийся жемчуг.
— Это ты из-за какого-то жемчуга такая? Тоже мне проблема. Забудь, купим тебе другой. Пойдем со мной, а то сейчас мясо сгорит и останемся голодными.
Молча прохожу около Олега, по пути беру свою куртку. Выхожу во двор и тянусь к умопомрачительному запаху, доносящемуся от мангала.
— Выглядит аппетитно.
— А то. Посмотри пока за мясом, я на минутку.
Переворачиваю шампура, а у самой текут слюни. Вот так, инстинкт поесть затмевает желание поплакать над своей никчемной жизнью. А потом на смену жуткому голоду приходит фаза любования неспешными движениями Олега, который вновь разливает по бокалам вино. На улице абсолютнейший мороз, ни капли не напоминающий, что весна вступила в свои законные права, а этот как ни в чем не бывало подает мне бокал.
— Ты меня спаиваешь?
— Я только один разочек, чтобы затащить тебя в койку.
— Считай, что я посмеялась. Кстати, если Максим узнает, что ты меня спаиваешь, он тебе испортит твое холеное личико.
— Я тебе больше скажу, он, когда узнает, что я тебя спаиваю, сплю с тобой и всячески развращаю, не только мне в морду даст, но и попытается кое-что отрезать.
— Пальцы? — отпивая ледяной напиток, с интересом спрашиваю я.
— Боюсь, что не только их. В расход пойдут мои нижние аксессуары. Заметь, ты спросила, что мне потенциально отрежут, но ни единого слова не вставила против всего остального, а это знаешь, что значит?
— Что тебе отрежут твои аксессуары перед тем, как ты сделаешь все перечисленное.
— Нет, не это, — с усмешкой произносит Олег, отпивая глоток вина. — А то, что подсознательно ты все это принимаешь и хочешь. Но обида на меня, до сих пор не понятная мне, гордость и страх перед Максимом не дают тебе пуститься в пляс. Но как ты помнишь я терпеливый, так что подожду. Будем разговоры разговаривать, поедим, потанцуем, ну а дальше разберемся. Давай, Вик, спрашивай все, что хочешь, отвечу на любой вопрос.
— А ты всегда был таким самоуверенным?
— С детства. Казалось, знал все лучше всех, чем жутко выводил своего отца. Мы с ним никогда не могли найти общий язык.
— Интересно, ты никогда ни о ком не рассказывал, сколько бы я не спрашивала.
— Ну у нас же разговоры разговорные сейчас.
— Прекрати, — сажусь рядом с ним на скамейку, на которой удивительным образом оказалась мягкая подстилка. — А почему не ладил с папой? — так и тянет спросить, что с ними случилось, но вот незадача-не получается.
— Мне не нравилось его отношение к маме, ну и не только к ней, вообще много что в нем не нравилось.
— Олег… а как они… ну как ты попал в детдом?
— Их убили, — без каких-либо эмоций произносит Олег, снимая мясо с одного из шампуров. — Мне тогда только исполнилось пятнадцать, я был жуткий задира и гуляка и это не то, что ты сейчас подумала, — присаживаясь рядом со мной, спокойно произносит Самарский. — Постоянно сбегал из дома, за что получал люлей от отца. Но вот тогда мой очередной вечерне-ночной загул помог мне остаться живым и почти здоровым. Вместо привычного ночного захода домой через забор, пришлось входить через главный вход под мигание скорой, ментов и прочей лабуды. Всех убили, родителей, охрану, даже маленькую комнатную собаку. Так что видишь, Вик, иногда полезно убегать из дома.
Смотрю в упор на снег под ногами, не решаясь взглянуть ему в глаза, и не могу понять врет или нет. И только лишь взглянув в его глаза-понимаю, что не врет. Он абсолютно серьезен. Хочется много чего спросить, но я лишь глотаю холодный воздух губами, сильно сжимая ладони. Олег кладет свои теплые руки поверх моих ладоней, немного сжимает их, отдавая тепло, но быстро убирает их.
— Чего-то мы оба забыли, — достает из кармана толстовки свои перчатки и подает мне. — Надевай. Пару минут и все будет готово.
Встает со скамейки и подходит к мангалу.
— А тебе не холодно в одной кофте?
— Нет. Я же около огня. Ты точно это хотела спросить?
— А можно еще что-то спросить? И тебя это совсем не напрягает? Так не бывает, — сама себе отвечаю я, вставая со скамейки.
— Ну спрашивай уже.
— А за что их убили? Тот, кто это сделал, их нашли?
— Ты понимаешь, что такое конец девяностых? Конечно, не самое начало, когда с легкостью убивали кого и где попало, но и не самое спокойное время. Дележку власти и денег никто не отменял. Мой отец был весьма известной фигурой и закончил свой путь тоже весьма громко. Жаль, что маму с собой захватил. Она хорошей была и не потому что мама.
— И ты сразу попал в детдом, совсем-совсем никого не было?
— Почему? Были и есть. Бабка по отцовской линии и младший брат. Она в нем души не чаяла с самого рождения. Носилась с ним как с каким-то божеством. Ну как видишь, это тоже принесло плоды, не забрала бы его тогда на выходные и Мишка тоже был бы там, — указывает на небо.
— У тебя есть брат? Вот так новость. А дальше что было? Ничего не пойму, разве бабушке не отдают опеку над внуками?
— Отдают. Просто моя бабка взяла только Мишу, она как-то с детства меня не очень жаловала. Вот Мишка в отца, а я больше в маму. А ее она тоже не жаловала. Таким образом я и оказалась ненадолго в нашем общем гнездышке.
— Не может такого быть. Бред какой-то. Разве так бывает? Тебя… тебя одного бросили? С ума сойти. И эта стерва сейчас жива?
— Жива и для своего возраста вполне здорова, — усмехается Олег.
— Задушила бы.
— Каюсь, мне сотни раз хотелось ее придушить. И даже не за это, а за то, что сделала из Миши избалованного урода. А мне теперь исправляй ее оплошности. Но кажется мой братец встает на путь исправления. Ладно, давай эти сопли уже разведем чем-нибудь другим. Мясо уже готово.
***
Вот что значит напрочь перебить аппетит. Еще несколько минут назад такое аппетитное мясо вызывало желание его проглотить, а теперь, после рассказа Олега кусок в горло не лезет. Смотрю на него и понимаю, что он гораздо сильнее некоторых и дело далеко не в пресловутой физической силе. Сделал себя сам, это точно про Олега. Никогда бы не подумала, что смогу его жалеть. Точнее того мальчика, которого самым настоящим образом бросили. А еще в этот самый момент поняла, что сорвусь, если не уеду. Стоит ему только до меня дотронуться, и я загорюсь как спичка. Нет, так нельзя, надо уезжать.
— Мне позвонить надо, я скоро приду.
Встаю с места и по дороге набираю Колю. На мое счастье тот отвечает после третьего гудка.
