Книга Коза дракону не подруга - Алена Волгина

Когда я увидела, какое устрашающее количество булочек, сладких лепешек, сандвичей и пирогов приготовила миссис Бонс к завтраку, то поняла, что вскоре придется снова приглашать мисс Нидли, снимать новые мерки и расставлять платья. Сверхъестественным усилием воли отказавшись от ореховых колечек и кремовых пирожных, я взяла себе кофе с сэндвичем и уселась за стол.

Миссис Бонс иногда ворчала, что едоки из нас были так себе. Уолтер был слишком занят мыслями о расследовании, так что забрасывал еду в организм чисто механически, не особо обращая внимания, что лежит у него на тарелке. Я сегодня мучилась головной болью после ночного сидения над записками. Предположение Хаммонда о том, что записки – лишь знак внимания некоего поклонника, меня не очень убедило. Отчего-то казалось, что под легким фривольным содержанием эти письма таят в себе скрытый зловещий смысл. Агата была со мной солидарна, убеждая меня не выбрасывать записки, а бережно хранить их, ибо чем больше их будет, тем легче мы сможем найти какую-нибудь закономерность. Однако пока единственное, за что удалось зацепиться – это тот факт, число символов в обеих записках ровно делилось на восемь. Ночью я расписала буквы по строкам, потом по столбцам, попробовала применить частотный анализ – бесполезно. Когда от свечи остался только оплывший огарок, а в глазах уже рябило от букв, я сдалась.

Фонтерой сегодня тоже выглядел довольно бледно и почти не ел. Наверное, начал сознавать, какой ураган в лице леди Элейн он вызвал на свою голову. Его тетя никому в доме не давала спуску, отказать ей в чем-нибудь было решительно невозможно. Моя рука почти онемела от бесконечных пригласительных карточек. Даже Батлер, прежде чем войти в комнату, сначала старался осторожно выяснить, какова вероятность, что он встретит там неугомонную леди Фонтерой.

Однако сегодня нас вместо хозяйственных хлопот ожидала долгожданная прогулка в Текучих садах. Мое радостное предвкушение немного омрачал тот факт, что к нам собиралась присоединиться Кларисса, однако с другой стороны это было даже кстати. Это могло уберечь Агату от ее очередного карательного десанта, а Фонтероя – от лишней порции сладкого яда, который леди Эмберли лила ему в уши под видом ласковой заботы. Украдкой взглянув на осунувшееся лицо Кеннета, я подумала, что отдых ему просто необходим.

Еще одной причиной, по которой я так рвалась в «Фейри-гарденз» было то, что я надеялась встретить там мистера Лайбстера. Увидеться с ним оказалось не так-то просто. Мистер Лайбстер, очевидно, был идейным противником визитов. За прошедшие четыре дня он ни разу нас не навестил, а прибегнув к осторожным расспросам, я выяснила, что другие дома он тоже не баловал вниманием. Можно было подумать, что он слег от простуды или умер, однако Фокс с Хаммондом, неусыпно следившие за сацилийским посольством, известили нас, что там-то он появляется регулярно. Может быть, я смогу встретить его хотя бы на прогулке? Зимой многие знатные эшентаунцы любили гулять в Текучих садах. Каждому хотелось вырваться хоть ненадолго из опостылевшей ледяной слякоти.

В парк мы отправились в модной четырехместной коляске, запряженной парой гнедых лошадей. Леди Элейн, глядя на них, всегда вздыхала. В Канхи она состояла в охотничьем клубе, прекрасно ездила верхом и сама управляла маленьким ландо. Однако лошади Фонтероя были слишком норовисты, и он категорически настаивал, чтобы мы всюду ездили в сопровождении грума, хотя Элейн так и рвалась взять вожжи в свои руки. Я же править вообще не умела, поэтому просто наслаждалась поездкой.

Должна сказать, что из роскошного экипажа Эшентаун выглядит совсем по-другому, гораздо привлекательнее! Наша коляска проезжала мимо нарядных вывесок, обгоняла важных лакеев, спешивших по поручениям своих хозяев, и «бегунов-горлодеров», выкрикивавших последние новости. Меня позабавил фонарщик, который, засмотревшись на нас, запнулся о свою же лестницу и едва не упал.

– Хлебные бунты! Арест бунтовщиков на Кларкенэлл-плейс!

Навстречу коляске с пронзительными воплями промчался шустрый мальчишка с пачкой газет.

Элейн опечаленно вздохнула:

– Столько бед из-за этой континентальной блокады… Проклятые сацилийцы! Цены на хлеб подскочили почти на треть! Я слышала, что в некоторые районы города пришлось отправить конные патрули.

Как правило, конные стражники патрулировали дороги за городом. Придорожные кусты в тех местах изобиловали разбойными засадами, которые каждую богатую карету рассматривали как свою законную добычу. В последние годы в окрестностях Эшентауна развелось много таких бродяг.

– Помяни мое слово, добром это не кончится! – продолжала Элейн. – Кеннет говорил, что, возможно, ему придется уехать в Астилию.

– Зачем? – удивилась я.

– Астилийцам от этой блокады приходится хуже всех. Вся их экономика держится на поставках шерсти, которую теперь некуда отправлять. Вряд ли они станут с этим мириться! Стоит чуть-чуть подлить масла в огонь – и сацилийский король на собственной шкуре узнает, что такое астильская герилья!10

Значит, Фонтероя собирались отправить за море, чтобы он разжег огонь партизанской войны в Астилии. Вот когда я пожалела, что мало интересуюсь политикой! От слов Элейн у меня в груди будто вырос тяжелый ледяной ком. Страх за Кеннета мешался с досадой. Почему он мне ничего не рассказывал? «А кто ты такая, чтобы он делился с тобой своими планами?» – подсказал здравый смысл. И все равно мне было обидно.

Я не успела расспросить Элейн поподробнее, так как возле массивной каменной арки, за которой начинались Текучие сады, случилась небольшая заминка. Откуда ни возьмись, огромный, как теленок, черный пес метнулся из-под колес экипажа, напугав лошадей. Наш грум оказался на высоте. Он удержал коляску одной рукой, вытянул пса хлыстом – и мы с разгону влетели под арку. Мир вокруг разительно изменился. Вместо промозглой сырой улицы нас обступил океан плещущей зелени, согретой мягким алхимическим огнем. В лицо дохнуло теплом и ароматами весенних цветов. Я завертела головой, не веря своим глазам. Над нами было все то же низкое серенькое небо, однако вокруг царила весна. Вдоль главной аллеи, вымощенной розоватым камнем, росли каштаны, чьи цветы в темных кронах сияли так мягко, словно белые свечи. Отчаянно цвели тюльпаны – желтые, сиреневые, пурпурные и даже черные. Я слышала, сумасшедшие коллекционеры съезжались сюда со всех уголков Грейвилии, чтобы полюбоваться редкими видами и, может быть, купить пару луковиц за бешеные деньги. Откуда-то издалека доносился ровный, умиротворяющий шум падающей воды.