Не дождавшись ответа, решила всё же подождать. Опустив руки на колени, недовольно пробормотала:
— Неужели нельзя цыплят сразу зажаривать порциями, как в ресторане?
Посмотрев по очереди на молча жующих братьев, пожала плечами. Какие-то они сегодня неправильные.
Герард поглядывал на иноземку с опаской. Она напомнила ему себя в моменты особого состояния, когда организму требовалась разрядка от сильного потрясения. И только изрядная порция крепкой медовухи снимала умственное напряжение и приносила облегчение, а боль отходила на задний план. Но он — мужчина, и то, что он видел перед собой сейчас, повергло его в лёгкое замешательство.
Взяв кувшин с вином, он наполнил кубки: брата и свой.
Наташа переставила свой кубок ближе к нему.
Перехватив её взор на кувшине, Герард призвал иноземку к благоразумию:
— Мне кажется, тебе уже хватит.
— Когда кажется, креститься нужно. Вам жалко? — с вызовом выгнула бровь девушка. — Смею напомнить, что вы мне так и не вернули мою водку. Ладно, — махнула она рукой, — выпили… На здоровье. А вот бутылку верните, господа. Она дорога мне как память о моём… моей… — снова махнула рукой, — теперь не важно.
Бригахбург, переглянувшись с братом, наполнил кубок девчонки доверху, демонстрируя наивысшую степень своего гостеприимства, думая о том, что ей поутру будет непросто.
Юфрозина, поглядывая на всех по очереди, сделала вывод: привлечь мужское внимание можно разными способами. Самый действенный из них — делать то, чего от тебя никак не ожидают.
Наташа, теперь уже не спеша, смаковала отменное вино. Лучшая часть цыплёнка легла на её блюдо.
— Спасибо, — кивнула она, чувствуя, как плавно качнулась её голова, не вызвав при этом боли. — Давно хотела спросить вас… — Прожевала кусочек, убедившись, что завладела вниманием братьев. Фрося её не интересовала. — Нет… Всё же, какая гадость эта ваша заливная… Переперченный цыплёнок… — сморщилась она, заглядывая в пустой кубок. В горле першило. Подхватив палочками сочную тушёную морковь, кашлянула. Палочки вывернулись и морковь полетела… Фросе. Кому же ещё?!
Та подпрыгнула, изучая жёлтый кусочек на своём блюде.
Компаньонка, глянув на притихших мужчин, молча кивнула, соглашаясь со своими мыслями. Потянулась ещё за одной морковкой, но передумала — у монашки корешок уже есть — и подхватила кусочек свёклы.
Три пары глаз проследили за манёвром и облегчённо выдохнули, когда овощ приземлился по назначению.
— Вам тоже надо? — девушка уставилась на братьев. Те замотали головами. — Напрасно. Какие-то вы сегодня неразговорчивые, господа графы, — щёлкнула она пальцем по серебряному кубку. Тот музыкально дзинькнул.
Его сиятельство тяжело вздохнул:
— Понимаю твоё состояние…
— Что? Вы понимаете моё состояние? — Наташа снова заглянула в кубок. Пусто! — Ничего вы не понимаете! — подалась она вперёд. Фрося мешала лицезреть лжесочувствующего. Прорывалось возмущение. Что они могут понимать — эти сытые, всем довольные буржуи? — Это не вы какого-то хре… чудом… очнулись чёрт знает где, и это не вас пытались изнасиловать, а потом отравить и… снова отравить! Это не вас обокрали, склоняли к сожительству и закрыли в подвале с крысами и тараканами, а потом обвинили в безнравственности и шпионаже! Вы дикари, господа графы! Другая бы на моём месте давно взорвала ваш замок к чертям! — Наташа схватила ложку, треснув ею по столешнице. Чашечка отломалась и полетела… Куда же ещё?! Вечно голодной Фросе, держащей обглоданную ножку цыплёнка.
— Вот! — уставилась девушка на его сиятельство. — Что и требовалось доказать. От вас одни убытки, господин граф. Пора это прекращать! Чтобы завтра возместили мне ущерб!
— Ущерб? — наклонился вперёд Бригахбург, багровея и сверля возмущающуюся бунтарку пронзительным взором.
Дитрих предусмотрительно отодвинулся от стола, а Юфрозина отклонилась в сторону.
— Да, ущерб! — повысила голос Наташа. — Я на вас все свои бесценные таблетки потратила! Ложку сломала! Вот! — бросила она обломанный черенок в сторону ненавистного мужчины. — Завтра же мне вернёте ложку! Серебряную! Нет, золотую, украшенную бриллиантами! И моральный ущерб запла́тите за подорванное здоровье и расшатавшиеся нервы!
Герард с каменным выражением лица кивнул брату.
Тот подхватился и, обойдя стол, схватил брыкающуюся русинку на руки, спеша к выходу. В какой-то момент поняв, что она вывернется из его рук, перекинул её на плечо, прижав колени к своей груди. Девчонка, не имея ни малейшей возможности вырваться, колотила кулаками по его спине, продолжая кричать — предположительно ругательства — на непонятном языке. Затем, обессилев, затихла.
Наташа чувствовала, как проваливается в зыбкое болото, увязая в его гибельной трясине. Вот и хорошо. Чем такая жизнь — лучше никакая.
* * *
— Спит, — Дитрих опустился на стул, вздыхая.
— Ещё бы не спать, — хмыкнул Герард. — Столько выпить и не закусывать. Ты всё понял, что она говорила?
Тот пожал плечами.
— А знаешь, я её понимаю. Она ещё хорошо держалась. Наливай, — качнул он головой в сторону кувшина с вином.
— Вот кто хорошо держится — так это графиня.
Братья посмотрели на пустующее место Юфрозины. Выпили, разламывая цыплёнка пополам.
— Сравнил… Посмотрел бы я на неё, если бы всё это произошло с ней.
— Ты прав, Дитрих. Девчонка ещё в лесу показала свой боевой характер. И здесь после всего не сдалась, — он соединил сломанные части ложки. — А что, пожалуй, можно вылить и серебряную. Надо взять на рудник, показать. Чем она сказала её украсить?
— Не понял. Серебряную, точно, не сломает, — хихикнул барон. — Горячая русиночка.
— В следующий раз эта штука полетит в Бруно. Не смотри на меня так, — вспылил сиятельный. — Бруно её женой намерен сделать. И она дала согласие.
— Что? — нахмурился Дитрих, качая головой. — Ты, брат, осёл и…
— Заткнись, — зло процедил сквозь зубы Герард. — Не твоё дело.
— Тогда наливай.
* * *
Затуманенный взгляд блуждал по светлому свисающему пологу над кроватью. Кажется, у неё был тёмный. Наташа вскочила, осматриваясь, переводя дух — это же у неё уборку делали и сменили балдахин! Облегчённо выдохнула, уставившись в окно. Его сереющий прямоугольник наводил на вопрос: сейчас вечер или раннее утро? В голове чувствовалась тяжесть, хотелось пить.
Вспомнив, что за водой придётся идти в кухню, девушка откинулась на подушку и с ужасом вспомнила произошедшее в деревне и затем за обедом.
Клеймить себя позором даже не пыталась, тут же оправдав: «А что они хотели? Я же не такая бесчувственная и закалённая средневековыми экзекуциями, как они». Вон, с каким удовольствием Фрося смаковала чужое наказание, с наслаждением впитывая стоны и крики отравительницы. А баронессу что ожидает? Вечная мука жить вдали от своих детей и любимого мужа. То, что Агна любит своего мужа, девушка не сомневалась. И на отравление она решилась из-за ревности. А кто тогда в первый раз травил её, Наташу? Нет, не так-то просто во всём разобраться.
