«Нет, неделю я не выдержу», – подумала Ким. Она наклонилась и схватила Никки за подбородок.
– Греки не любят, когда кто-то хандрит.
Глаза Никки предательски заблестели; она напоминала ребенка, который вот-вот расплачется. Потом она взяла себя в руки и вышла из машины:
– Порядок. Пошли.
– Так-то лучше, – сказала Ким, ведя ее к столику.
И Никки была само очарование, сама приветливость. Когда Майк встал поприветствовать ее, она обняла его с таким пылом, что даже греки удивились; взяла протянутую ладонь Кати обеими руками и сделала комплимент по поводу цветущего вида ее и остальных; не возражала, когда Василис галантно поцеловал ей руку. Она с таким интересом расспрашивала Кати и Василиса и слушала их ответы, будто они были последние греки на земле. Спокойно попросила подошедшего официанта принести шампанское и пять бокалов, не стала устраивать скандал по поводу того, что им принесли взамен шампанского. Разлила игристое вино по бокалам и предложила тост за старых и новых друзей.
Когда Василис заказал для каждого одинаковый набор блюд, Майк обратил внимание, что она поддержала этот мужской педантизм. Кати заговорила о своей работе в деревенском женском кооперативе, и Ким поразилась настоящему, как родниковая вода, восхищению Никки.
– Какая замечательная у тебя подруга, – прошептала Кати Ким, когда Никки повернулась к Василису – фары на полную мощность, – очень симпатитикос.
– Да. Замечательная.
– Послушай! – сказал Майк. – По дороге сюда я видел Лакиса. У него полбашки заклеено пластырем. Похоже, он избегает меня!
– Попробуй спанокопиту[13], – сказала Кати, суя ему в рот кусок пирога.
– Выпьем! – сказал Василис, чокаясь с Майком.
– Кто такой Лакис? – пожелала узнать Никки.
– Наш хозяин. Любопытно, что он затевает?
– Закажи еще бутылку вина, – посоветовала Ким Майку.
– Похоже, что он выжига, – сказала Никки.
– Что такое выжига? – спросил Василис и, когда Ким бросила на него быстрый взгляд, поднялся и провозгласил: – Выпьем за всех присутствующих! Гья мае!
– Гья мае! – подхватили все, чокаясь друг с другом.
– Любому можно встать и крикнуть гья мае? – поинтересовалась Никки.
Принесли очередное блюдо.
– В любой момент, – сказала Кати.
– Так расскажи нам, Майк, что ты сегодня делал? – попросила Кати.
– Я слышала, ты удрал с пастухом, – добавила Никки.
– С пастухом? – удивился Василис.
– Я не удирал с пастухом, я ходил с ним посмотреть монастырь.
– С каким это пастухом?
– С Манусосом, – сказаяа Ккм Василису.
– Вы ходили с пастухом Манусосом?
У Ким в зубах застряло мясо, и она устроила чрезмерную суету, ища зубочистку.
– Да, – ответил Майк. – День получился очень интересный.
– Что он говорил, этот Манусос?
Ким показалось, что Кати слегка побледнела.
– Не много, он вообще неразговорчив.
– Какие прекрасные креветки! – завопила Ким. Подцепила одну и протянула Василису. – Попробуй, Василис! Где лимон? Дайте Василису лимон!
– Кому еще вина? – крикнул Майк. – Где официант?
– Он ненормальный, этот официант, – проговорил Василис, жуя креветку.
– Не настолько, как отшельник на горе.
– Что еще за отшельник на горе? – небрежно поинтересовалась Никки.
– Ты ешь, ешь! – уговаривала Кати. – Поменьше разговаривай, побольше ешь!
– Кто-нибудь, налейте Никки! – распорядилась Ким, видя бутылку в руке у Василиса.
– За запах Греции! – Никки взмахнула бокалом.
– И как мы пахнем? – спросил Василис, вытирая руку, на которую попало несколько капель вина.
– Да, – подхватила Кати, – как?
Никки на секунду задумалась. За другими столиками несколько человек подняли головы, обеспокоенные внезапной тишиной за столиком нашей компании.
– Греческий остров, – заговорила Никки, – пахнет морем, шалфеем и дикой душицей; и горячим оливковым маслом из таверн; и соснами гор; и козой…
– Верней, козлом, – вставил Василис.
– …и гниющими водорослями, и вином, и нафталином…
Кати непонимающе заморгала.
– Шариками от моли, – пояснила Ким.
– …и древесным углем, и серой. Мне нравится.
– Серой. Да, серой, – повторил Майк.
– Серой?
– Да. Которая сочится из земли. Может, это связано с вулканической активностью. Как горячий источник.
– Вы нашли горячий источник? – спросил Василис.
– Манусос показал его нам.
– Что он говорит? Что говорит Манусос?
Кати снова заволновалась. Во всяком случае, Ким это заметила.
– Он говорит, что это полезно.
– Может, раз или два в год это и полезно. Но источник радиоактивен.
– Радиоактивен? – одновременно воскликнули Майк и Ким.
– Да. А еще это место вызывает безумие, галлюцинации. – Василис состроил рожу, изображая одурманенного наркомана.
– Манусос сказал мне, что ходит туда каждые две недели.
– Это я и имею в виду. Манусос – сумасшедший. Сумасшедший пастух.
– Что же это, никто не ест? – сказала Кати.
Василис дернул Майка за рукав и тихо сказал ему на ухо:
– Запахи, которые перечислила Никки. Все очень хорошо. Но один она пропустила. Извини.
– Какой же?
– Запах влагалища.
Кати повернулась и уставилась на него, потом сказала что-то по-гречески.
– Просто не верится, что я сейчас услышала, – возмутилась Никки.
– Что ты услышала? – спросила Ким.
Василис, не обращая ни на кого внимания, говорил, обращаясь только к Майку:
– Неужели не согласен, Майк? Там, у горячего источника. Там именно такой запах.
– Ну…
– О чем он говорит? – заинтересовалась Ким.
– И не спрашивай, – сказала Никки.
– Что ж, он прав. Я на днях пытался определить его и вынужден согласиться…
– Только посмотри на него. Он становится настоящим греком, – сказала Никки. – Поскреби Современного Чуткого Парня и обнаружишь азиата.
– Что обнаружишь? – переспросил Василис.
